Мазур давно подметил, что Папа гораздо чаще, чем вправо, поглядывает налево — в полном смысле слова смотрит налево, ха… Ничего удивительного: слева помещались выпускницы, уже вполне совершеннолетние, и голубоглазых блондинок там хватало. Заведение как-никак не монастырское, девицы вполне современные. Тут, главное, соблюсти политес. Лет пятнадцать назад тогдашний военный министр, кобель туповатый, пообщался, деликатно говоря, с одной такой выпускницей — еще более мягко выражаясь, без всякого ее согласия. Девица была дочкой одного из «деревянных королей», да еще корсиканца родом. С месяц все было тихо, оскорбленный отец не проявлял внешне ни малейших признаков злости — а потом, средь бела дня поднимавшийся по парадной лестнице своего министерства, генерал вдруг завалился с аккуратной дырочкой во лбу. На чердаке близлежащего здания нашли отличную снайперскую винтовочку со швейцарской оптикой, без единого отпечатка пальца, а вот стрелявший навсегда растворился в безвестности….
А впрочем, Папа — и в этом отдадим ему должное — сроду не применял принуждения, какую бы ступенечку девица ни занимала на социальной лестнице. Ходили упорные слухи, что пара-тройка самых раскованных и современных девиц, то ли из жажды приключений, то ли из симпатии к желтому металлу с прозрачными камушками побывала-таки в знаменитом бунгало Папы. По авторитетному мнению Лаврика, увлеченно мотавшего кое-какие клубочки, это весьма походило на правду. Бедняга Лаврик последние три дня откровенно хандрил. Как известно лишь узкому кругу посвященных, у Папы давняя привычка запечатлевать свое общение с блондинками на пленку, не уведомляя об этом партнерш, — а также самолично фотографировать иных в живописных позах, и, разумеется, не обремененных нарядами. Лаврик наконец-то выяснил, в каком именно из домов загородной резиденции Папы хранится этот амурный архив, бесценный кладезь компромата (не столько на Папу, сколько на некоторых юных дам из приличных семей), — но признавался с тяжким вздохом, что решительно не представляет пока, как туда проникнуть. Захандришь тут, когда видит око, да зуб неймет…
Мазур перехватил скучающий взгляд Принцессы, смирнехонько стоявшей в консервативном, до колена, белом платье с приколотым слева знаком, каким отмечают выпускниц лицея, получивших диплом с отличием. Видно было, что ее так и подмывает тяжко вздохнуть, но она, конечно же, достаточно умна, чтобы соблюдать приличия. И еще раз окинул беглым взглядом своих «подопечных» — нет, ничего подозрительного, руки далеко от оружия…
Он пребывал в диком напряжении, неизмеримо превосходившем то, в каком обычно бывал, охраняя кортеж и Папу во время прошлых торжеств. Все были в этом напряжении, начиная с полковника Мтанги и кончая самым младшим по стажу охранником…
Все чинно, благолепно, культурно, интеллигентно, покойно и безопасно…
А меж тем имеется донесение агента-осведомителя, если отбросить лишнее, умещавшееся в короткую, крайне встревожившую всех фразу: Во время лицейского торжества в Папу будут стрелять.
Эту нехорошую новость принес на хвосте, как та сорока, один из агентов полковника — по отзывам Мтанги, стукач опытный, толковый и дельный, ни разу не тянувший пустышки и не сообщавший ничего, что бы потом не подтвердилось. Журналист не самой респектабельной, но и не самой желтой газеты, с широчайшими связями и неисчислимыми знакомствами в самых разных кругах, начиная от президентского дворца и кончая богемными кабачками. Пронырливый, веселый, общительный, никогда ни у кого не вызывавший подозрения обаяшка, при котором частенько развязывали языки самые разные люди — учитывая, что он нисколечко не играл завзятого выпивоху, а таковым именно и являлся: душа компании, под завязку набитый сплетнями и новыми анекдотами, завсегдатай клубов, популярных в обществе кабаков и высокопробных борделей. Лаврик с некоторых пор на него прицелился всерьез.
Вот только, как с ним уже случалось, и на сей раз трепетная любовь к спиртному подвела. Он честно признался полковнику, что был уже изрядно поддавши, и потому не то что не помнит, кто именно протрепался, но и не способен назвать всех, оказавшихся в тот вечер в одном из отдельных кабинетов клуба «Килиманджаро». Однако клялся и божился, что это не алкогольная галлюцинация, а реально произнесенные кем-то шепотом слова. В Папу будут именно что стрелять, именно что во время пребывания его в лицее… В конце концов, мог бы и промолчать, но честно явился пред грозны очи полковника, пусть и с обрывком информации…
Мтанга говорил Мазуру, что этому агенту верит вполне. В силу вышеизложенной характеристики. И не сомневается, что приведенные агентом слова действительно прозвучали. Одна беда: со своим донесением агент объявился лишь вчера, в полдень, когда пришел в себя после продолжавшегося до утра загула и малость подлечился…
Слишком мало оказалось времени в распоряжении Мтанги. Разумеется, он немедленно сграбастал тех собутыльников агента, кого тот помнил. Допрашивал лично, но ничегошеньки не добился: все четверо, содрогаясь от похмельного ужаса, твердили одно: лично они столь кощунственных и вражьих разговоров в «Килиманджаро» вчера не вели, и не упомнят, чтобы кто-нибудь вел. В детали допроса полковник вдавался скупо, но по некоторым обмолвкам можно было легко догадаться, что чересчур уж активные методы следствия применить, к сожалению, не представляется возможным. Трое — сынки весьма небедных и влиятельных людей, четвертый к тому же еще и представляет собой элиту ВВС, пилот одного из шести имеющихся у Папы истребителей. Руки особо не распустишь. Кроме того, эта четверка, как и журналист, плохо помнила, кто с ними был в тот вечер: да, вроде бы еще трое, исключая репортера, но не постоянные члены компании, а случайные какие-то, полузнакомые, при хорошем загуле такое случается сплошь и рядом…
Так что нервы у всех посвященных были на пределе. Мтанга, изучивший подступы и окрестности, считал, что снайпер полностью исключается — с ним во время затянувшегося надолго военного совета с выездом на место согласились и Мазур, и Леон, и Лаврик. Лицей и близлежащие здания расположены так, что для снайпера — даже окажись он камикадзе — нашлось бы не более полудюжины точек, и все до одной нетрудно взять под контроль. В здании лицея попросту не сыщется такого местечка, где мог бы укрыться и остаться незамеченным снайпер.
Отсюда прямо-таки автоматически вытекало: коли уж речь идет о стрельбе, это будет не снайпер. Стрелок, сто процентов, вооружен будет пистолетом или… Или коротким автоматом, который легко спрятать под одеждой.
Выбор кандидатур невелик. Либо кто-то из старших лицеисток — малолетней сопляшке такое дело не поручат, все равно у нее не получится. Либо кто-то из персонала, вплоть до монахинь. Либо кто-то из свиты Папы. Либо, посмотрим правде в глаза, кто-то из тех, кто охраняет сейчас Папу с автоматом под пиджаком. Четыре варианта — причем, увы, последний выглядит самым реальным, учитывая многочисленные прецеденты. Именно поэтому каждый из телохранителей, и Мазур в том числе, четко знал, кого именно из собратьев должен держать на глазах, помимо посторонних…
Касаемо последних — Мазур уже прикинул, кого можно исключить заранее и бесповоротно. Во-первых, Принцессу — не из особого к ней доверия, а исключительно оттого, что ей попросту негде спрятать пистолет, даже небольшой. Во-вторых, как уже прикидывали, три четверти лицеисток — по причине малолетства и проистекающей отсюда безвредности. Ну и, конечно, самого Папу. Все остальные, чисто теоретически, остаются под подозрением, и их достаточно много, чтобы оставаться в диком напряге. Себя, конечно, Мазур из этого списка исключал, своих ребят тоже, и Лаврика — а вот того же Мтангу, пусть опять-таки чисто теоретически, в списке придется оставить, не ставя о том, понятно, в известность…
