— Меняемся!
Мазур проворно выбрался из-за баранки. Лаврик резво взял с места и уверенно погнал куда-то. На сиденье вскинулась Принцесса, закричала истерично:
— К французам я не поеду! Я им не верю!
— И правильно делаешь, — проворчал Мазур. — Кому в наши времена можно верить… — рявкнул на нее: — Сядь, дура! Никто к французам и не едет, есть места безопаснее! — когда она опустилась на сиденье, буркнул себе под нос: — Там тебе даже Карлсона с Энгельсеном почитать дадут…
Лаврик гнал уверенно, почти не снижая скорости на поворотах. Резко притормозил, свернул влево, явно вопреки прежним намерениям — ага, там, в конце улицы, посередине, торчит танк, окруженный немаленькой толпой солдат. На таком расстоянии не видно, какого цвета береты и погоны, но все равно, сейчас лучше ни с кем из местных не пересекаться…
— Ага, точно! — воскликнул он, тыча рукой направо.
Там возвышалось красивое белое здание, окруженное ажурной чугунной оградой, с повисшим над входом трехцветным флагом, — французское посольство, тут и гадать нечего. Насколько хватало взгляда, вдоль чугунной ограды протянулась густая цепочка солдат — нет, это жандармы, обложили качественно, кошка не прошмыгнет, все по традиции… Остается надеяться, что Леон знает обстановку, и советское посольство из традиции выпадает… хотя, в случае чего, церемониться не стоит, будем прорываться, все равно следом не полезут и палить по территории посольства не будут, иначе все прочие дипломаты взовьются, как коты с оттоптанными хвостами, даже из тех стран, что ни малейшей симпатии к СССР не питают, — тут уж не до идеологических разногласий, тут дело принципа, чтобы черным неповадно было…
Лаврик свернул в какую-то боковую улочку, ударил по тормозам, всех швырнуло вперед, Мазур, превозмогая силу инерции, оттолкнулся правой рукой от задней стенки водительской кабины и успел подхватить Принцессу, прежде чем она в означенную стенку впечаталась. Покосился через плечо — наперерез им промчались три открытых грузовика с парашютистами — не Папиными, а французскими, с базы. Лягушатники, судя по наблюдениям, активно вмешались в заваруху…
— Не могу я упустить такой случай… — процедил сквозь зубы Лаврик. — Крюк-то всего на квартал…
Он повернул вправо, влево — и Мазур узнал улицу. Справа глупо возвышался стеклянный куб Министерства недр, торжественного открытия которого в ближайшие дни определенно не дождаться. А слева, соответственно — дом Акинфиева: витрины магазина по-прежнему скрыты за опущенными ребристыми жалюзи, запертыми на замки, окна на втором этаже задернуты шторами…
— Не ходи, — сказал Мазур, когда Лаврик затормозил. — Ее там наверняка нет.
— И не собираюсь, — сказал Лаврик, глядя на окна второго этажа с нехорошим прищуром. — Их там, конечно, нет…
Он выхватил пистолет и выпалил три раза по окнам. Стекла выдержали, не разлетелись, остались только дырки в паутине зигзагообразных трещин. Лаврик рванул с места.
— Глупо, — сказал Мазур.
— Сам знаю, — откликнулся Лаврик. — С-суки…
Мазур подумал, что давний сподвижник наверняка прав: князь тоже в игре. И вступил в нее гораздо раньше, чем его очаровательная доченька. Хваткая стерва, коварная, хладнокровная — но все же что-то не тянет на резидента. На того таинственного Некто, кто стоял за всеми покушениями и интригами.
А вот если допустить, что Акинфиев и есть резидент, это многое объясняет. Биография у него стопроцентно подлинная, не «легенда». Быть может, резвиться начал очень и очень давно. И дочку привлек — этакая фамильная династия…
Лаврик, как начал понемногу понимать Мазур, старался кружить по удобным объездам — увы, в этом районе их, кажется, насчитывалось не так уж и много. Дважды, справа, потом слева, они слышали ожесточенную пальбу. Один раз над крышами пронеслась тройка военных вертолетов. Непохоже, чтобы все улеглось…
Лаврик притормозил — справа показался броневик, «Панар» — «шестидесятка» с эмблемой здешних бронетанковых войск на борту. Этакий коротышка на высоких колесах. Вместо того, чтобы промчаться по своим делам, он вдруг остановился, высунувшийся по пояс из башни субъект с черными погонами, на которых красовались офицерские цацки, с непокрытой головой вдруг начал разворачивать пулемет в их сторону. На небольшом расстоянии прекрасно удалось рассмотреть, как он яростно скалится. Ствол опускался ниже, ниже… С такими лицами стреляют, не раздумывая…
— Делай его! — заорал Лаврик.
Не колеблясь, Мазур выхватил пистолет и, отскочив на шаг, чтобы лучше видеть цель, выстрелил прямо через стекло. И еще раз. Паршивец в черных погонах еще сползал в люк, нелепо взмахнув руками, а Лаврик уже перекинул рычаг, втоптал педаль до пола, автобус с ревом, визжа покрышками, прямо-таки прыгнул вперед, вильнул, задев правым бортом куцый стальной бампер броневика. Отчаянный скрежет, всех швырнуло вправо-влево — но Лаврик уже свернул за угол и помчал как бешеный.
— Чем-то мы ему не понравились, точно… — процедил Лаврик, глянул в зеркальце. — С-сука…
Мазур оглянулся. Броневик показался в конце улицы, припустил следом. Лаврик свернул, промчался до конца квартала, еще раз свернул, еще…
Броневик то показывался сзади, то исчезал из виду. Походило на то, что двое оставшихся в живых членов экипажа не на шутку обиделись и решили поквитаться. А пушка у них, между прочим, в шестьдесят миллиметров, и выжать по асфальту может все девяносто…
Автобус несся по вымершим улицам, где все витрины закрыты жалюзи, окна зашторены, а на улицах не видно ни единой живой души… Вот-вот уже казалось, что оторвались — но клятый коротыш вновь и вновь появлялся на хвосте.
— Не отцепится, — сказал Мазур. Оглянулся: — Гранаты есть у кого? Отлично. Лаврик, за углом тормознешь…
Лаврик так и поступил, свернув за угол. Мазур первым выпрыгнул наружу, выглянул из-за угла трехэтажного кирпичного дома, увидел совсем близко тупое рыло броневика, высунувшего башку из лючка механика-водителя — и выстрелил, держа пистолет обеими руками. Справа от него широко размахнулись двое — Журавель и Леон, этакое вот неожиданное боевое братство…
Грохнули взрывы. Гранаты легли точно под правое переднее колесо — ну, а Мазур не сомневался, что попал, — броневик занесло, он вильнул, припадая на искромсанное осколками колесо, завалился набок, уже никем не управляемый, и его метров двадцать пронесло так по асфальту, пока он не вмазался со страшным грохотом в стену дома. Зрелище нелепое и жутковатое…
И настала тишина. Броневик лежал, упершись башней в стену, засыпанный осколками двух вылетевших оконных стекол. Добротная стена довоенной постройки все же устояла, когда в нее влепились пять с половиной тонн железа.
Мазур с Леоном переглянулись и поняли друг друга без слов — даже если третий член экипажа и уцелел при ударе, его крепенько поломало или по крайней мере шваркнуло так, что он еще очень долго не сможет внятно объяснить, кто его столь прежестоко изобидел. К тому же он не мог рассмотреть толком ни лиц, ни одежды, наверняка не успел бы. А значит, не стоит тратить драгоценное время, чтобы извлекать его из этой консервной банки ради известных целей…
