— Я бы выпила аперитив! — воскликнула Туве. — Ты не принесешь херес?
Гунарстранна вздрогнул.
— А я выпью красного вина — терпеть не могу херес. Так что ты там говорила — манна? Какая еще манна? — Он передал ей свои перчатки и полез во внутренний карман за бумажником.
— Манна небесная, — повторила Туве и объяснила: — Хлеб, который Господь дал евреям в пищу… Он падал с неба в пустыне.
— Но почему ты вдруг вспомнила о манне небесной?
— Она пришла мне в голову, как только ты сказал о цифрах и буквах. Видишь ли, моя бабушка была очень набожной. У нее на кухонном шкафу стояла большая миска с записочками — их было несколько тысяч. На каждой записочке были цифры и буквы, обозначающие строки из Библии. Например, «Иез. — пять — четыре» обозначало «Книга Иезекииля, глава пятая, стих четвертый», а «Лук. — восемь — двенадцать»…
Гунарстранна замер как громом пораженный.
— Ну конечно, — прошептал он.
— Там и про манну было. Каждый день бабушка доставала записочку с надписью. По-моему, она была пятидесятницей.
— Из Библии! — вздохнул инспектор Гунарстранна, ерзая на стуле.
— Что с тобой?
— «И» — это «Иоанн»… Глава девятнадцатая, стих пятый…
— Ну да, Евангелие от Иоанна, глава девятнадцатая, стих пятый, — с лукавой улыбкой ответила Туве. — Так что там с хересом?
— «Бристоль крим», — рассеянно ответил Гунарстранна. — Любишь?
Туве кивнула:
— Мне все равно. Я в марках хереса не разбираюсь.
— Тогда давай сходим в «Библиотеку» — это бар при отеле «Бристоль», он как раз напротив, — мягко предложил Гунарстранна. — Там, если захочешь, можешь выпить целую бутылку…
— Мне и одного бокала достаточно, — ответила Туве. — Зачем уходить отсюда?
— Затем, что мне не терпится полистать Библию…
Через пять минут они перешли дорогу и заглянули в «Библиотеку», но оказалось, что в баре нет ни одного свободного места. Гунарстранна принялся нервно поглаживать губы и бормотать:
— Ну надо же, как не повезло!
— Успокойся, — с улыбкой сказала Туве.
— Я должен…
— У тебя дома разве нет Библии? — Она повернулась к окну, откуда виден был вход в театр. — Пьеса наверняка скучная, как стоячая вода.
— Что?! «Юн Габриель Боркман» скучная пьеса? Я думал, ты любишь Ибсена… — промямлил Гунарстранна.
— Только не на нашем втором языке
[9]
, — ответила она. — По-моему, перевод Ибсена на нюнорск — верх идиотизма! — Туве снова взяла его под руку, заглянула ему в глаза и предложила: — Поехали к тебе… Если не боишься.
Пока Гунарстранна искал Библию — у него их было три — на стеллаже, который он соорудил на месте обувного чулана в прихожей, Туве стояла в дверях гостиной и рассматривала телевизор, повернутый экраном к стене, старый цветочный рисунок на кресле, старый резной торшер и на всю стену полки с книгами всех размеров — твердые обложки вперемежку с мягкими, множество журналов, брошюр и книг, засунутых повсюду, отчего стеллаж походил на перенаселенный, пестро раскрашенный дом в каком-нибудь гетто. Она читала заголовки на корешках. Молча осмотрела портрет Эдель. Затем устремила взгляд на рыбку в аквариуме.
— Вот, значит, какой у тебя домашний любимец! — сказала она.
Инспектор успел найти две Библии, которые он положил на рабочий стол под окном. Прежде чем ответить, он полистал обе.
— Хереса у меня нет, — рассеянно буркнул он. — Зато хорошее виски найдется.
— Где? — оживилась Туве.
— В деревянном сундуке. — Гунарстранна кивком указал на матросский сундук у камина.
— Здесь? — Туве откинула крышку и осмотрела плотные ряды бутылок. Потом принялась доставать одну бутылку за другой и читать этикетки. — Виски у тебя хватает… Какое будем пить?
— Початое, — ответил Гунарстранна, водя пальцем по строчкам. — Лука… Иоанн…
Туве остановилась на бутылке «Баллантайна», в которой оставалась всего четверть. Она сходила на кухню за стаканами и разлила виски. Гунарстранна взял у нее стакан машинально. Он был всецело поглощен Библией.
— Вот! — воскликнул он, тыча пальцем в страницу.
— О чем там говорится? Или о ком?
— Об Иисусе и Понтии Пилате.
— За тебя! — сказала Туве. — И за мою бабушку.
— И за Понтия Пилата, — добавил Гунарстранна.
Туве выпила и одобрительно оглядела стакан.
— Понтий Пилат умывает руки — и на голову Иисусу надевают терновый венец! Три креста на лбу мертвеца — это терновый венец! Красная нить у него на шее — багряница! — Гунарстранна уставился в пространство и задумчиво спросил: — Но почему?
— Ты же полицейский, вот ты и ответь, — сказала Туве.
Видя, что он не отрывается от Библии, она стала по одной доставать со стеллажа книги и читать названия. Спустя какое-то время она налила себе еще виски и спросила, не подлить ли ему. Гунарстранна покачал головой. К своему виски он даже не притронулся.
— Интересно, — бормотал он. — Евангелий четыре. Но терновый венец и багряница описаны только в трех. У Луки этого нет…
Он полистал Библию, чтобы показать ей.
— Я тебе верю, — сказала Туве, отпивая еще глоток. — Отличное виски!
— Лука вовсе не упоминает ни о багрянице, ни о терновом венце, ни о глумлении. Зато он пишет об Ироде… Тут он расходится с остальными. В то время как Матфей, Марк и Иоанн утверждают, что Иисуса облачили в багряницу…
— Ну да, красная нить, — перебила его Туве. — Ты уже сказал.
Гунарстранна кивнул.
— Кроме того, остальные трое сходятся и в вопросе о терновом венце. Они пишут, что Иисуса отдали на поругание толпе. И теперь с остальными расходится Иоанн…
Туве поднесла к губам стакан — к ее удивлению, стакан оказался пуст.
— Я, пожалуй, выпью еще, — сказала она, беря бутылку. — Твое здоровье!
Гунарстранна машинально поднял стакан, отпил глоток и прочел вслух — «И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по ланитам. Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины»
[10]
. — Гунарстранна поднял голову и продолжил: — А вот и то самое место — глава девятнадцатая, стих пятый: «Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице, И сказал им Пилат: се, Человек!»
