— Так уж и ничего? А если бы все шло своим чередом, но без
такого вот эффектного жеста?
— Вы хотите сказать — если бы мисс Лекуто просто так, без
всякой причины, продала Эшли-Грейндж и уехала?
— Вот-вот! Что бы было?
— Ну, полагаю, поползли бы слухи, люди стали бы проявлять
повышенный интерес к коллекциям, находящимся… Но стоп! Минутку!
Помолчав, он взволнованно продолжал:
— Вы правы, огни рампы освещают только капитана Харуэлла! А
вот мисс Лекуто оказывается из-за этого как бы в тени. Все выясняют: «Кто такой
капитан Харуэлл? Откуда он взялся?» Но о ней — коль скоро она потерпевшая
сторона — никто не спрашивает. Да полно, верно ли, что она из Канады? И что все
эти бесчисленные фамильные ценности достались ей по наследству? Вы были правы,
заметив, что мы не слишком удалились от предмета нашего обсуждения — всего лишь
перебрались через Ла-Манш. Все эти так называемые «фамильные реликвии»,
возможно, на самом деле украдены из французских шато и, по большей части
являются бесценными произведениями искусства — стало быть, избавиться от них
было не так-то просто. Она покупает дом — скорее всего, за бесценок, —
переезжает в него и выплачивает кругленькую сумму англичанке с безупречной
репутацией, которая согласилась пойти к ней в компаньонки. Затем появляется он.
Сценарий расписан заранее. Венчание, таинственное исчезновение мужа, девять
дней томительного ожидания. Сердце молодой жены разбито, она готова продать
все, что напоминает ей о былом счастье, — что может быть естественнее? Богатый
американец разбирается в искусстве. Он видит перед собой прекрасные
произведения, несомненно подлинники, среди которых есть поистине бесценные шедевры.
Он называет свою цену, она согласна и, печальная и страдающая, навек покидает
здешние места. Цель достигнута: ловкость рук — плюс драматический эффект с
исчезновением — обман зрения!
Мистер Саттертуэйт, сияя, умолк, но тут же, несколько
стушевавшись, добавил:
— Но если б не вы, мне никогда до этого не додуматься.
Удивительно действует на меня ваше присутствие! Бывает ведь, рассказываешь о
чем то, а истинный смысл событий до тебя не доходит. Вот его-то вы каждый раз и
помогаете осознать. И все-таки мне непонятно: как же это Харуоллу удалось вот
так взять и исчезнуть. В конце концов, его же разыскивала вся английская
полиция!
— Наверняка, — согласился мистер Кин.
— Проще всего было бы спрятаться в Эшли-Грейндже, —
рассуждал мистер Саттертуэйт. — Только вряд ли это возможно…
— Думаю, он был где-то очень близко от Грейнджа, — сказал
мистер Кин.
Намек не ускользнул от внимания мистера Саттертуэйта.
— В домике Матиаса? — воскликнул он. — Но полиция же
наверняка его обыскала!
— И не раз, вероятно, — подтвердил мистер Кин.
— Матиас, — хмурясь, произнес мистер Саттертуэйт.
— И миссис Матиас, — напомнил мистер Кин. Мистер Саттертуэйт
пристально глядел на собеседника.
— Если орудовавшая тут шайка и впрямь Клондини, — медленно
начал ой, — то их как раз было трое. Брат с сестрой могли сыграть роли Харуолла
и Элинор Лекуто. А мать, стало быть, превратилась в миссис Матиас? Но тогда…
— Матиас, кажется, мучился ревматизмом, не так ли? — с
невинным видом спросил мистер Кин.
— А-а! — вскричал мистер Саттертуэйт. — Все понятно! Но
возможно ли это? Пожалуй, возможно. Слушайте! Матиас пробыл здесь месяц. Из
этого месяца последние две недели Харуэлл и Элинор провели в свадебном
путешествии и еще две недели накануне венчания предположительно находились в
Лондоне. Хороший актер вполне мог осилить одновременно две роли — Харуэлла и
Матиаса. В те дни, когда Харуэлл бывал в Кертлингтон-Мэллите, Матиаса весьма
кстати скручивал ревматизм, и на подхвате оказывалась миссис Матиас. Ей была
отведена очень важная роль — ведь если б не она, могли возникнуть подозрения.
Харуэлл, как вы верно заметили, скрывался в домике Матиаса. Он сам и был
Матиас! Когда же наконец план удался и Эшли-Грейндж был продан, садовник с
женой объявили, что получили работу в Эссексе. С этого момента Джон Матиас и
его супруга навсегда сошли со сцены.
Послышался стук в дверь, и в столовую вошел Мастере.
— Машина у крыльца, сэр, — доложил он.
Мистер Саттертуэйт поднялся. Мистер Кин также встал и,
подойдя к окну, раздвинул шторы — в комнату хлынул лунный свет.
— Гроза кончилась, — сообщил он. Мистер Саттертуэйт
натягивал перчатки.
— На следующей неделе я ужинаю с комиссаром, —
многозначительно произнес он. — Я изложу ему свою — гм-м! — нашу версию.
— Ее нетрудно будет проверить, — сказал мистер Кин. — Стоит
только сравнить коллекции из Эшли-Грейнджа со списком, полученным от
французской полиции, — и…
— Да, — согласился мистер Саттертуэйт. — Не повезло,
конечно, мистеру Бредберну — но что поделаешь!
— Будем надеяться, что он переживет утрату, — заметил мистер
Кин.
Мистер Саттертуэйт протянул на прощание руку.
— До свидания, — сердечно сказал он. — Не могу передать, как
я рад нашей неожиданной встрече. Вы, кажется, завтра уезжаете?
— Возможно, даже сегодня. Я уже закончил здесь все свои
дела. Что ж, ходить туда-сюда — таков мой удел.
Мистер Саттертуэйт вспомнил, что уже слышал сегодня эти
слова. Очень странно.
Он возвращался к своей машине и своему шоферу. Из открытой
двери закусочной доносился густой, уверенный басок хозяина.
— Да, темное дело, — говорил он, — ну его к шуту!
Правда, на сей раз вместо «темное» он употребил другое,
более выразительное слово. Мистер Уильям Джонс неплохо разбирался в людях и
всегда примеривал фигуры речи к характеру слушателей. На этот раз собравшиеся а
закусочной явно предпочитали более сочные выражения.
Мистер Саттертуэйт с наслаждением откинулся на сиденье
роскошного лимузина. От сознания одержанной победы его просто распирало. Взгляд
скользнул по дочери хозяина — девушка вышла на крыльцо и стояла под скрипучей
вывеской гостиницы.
«Она и не догадывается, — усмехнулся про себя мистер
Саттертуэйт. — Впрочем, откуда ей знать, что я намерен для нее сделать!»
Над дверью скрипела и раскачивалась на ветру вывеска: «Наряд
Арлекина».
Небесное знамение
Судья завершал обращение к присяжным.
— Итак, господа, моя речь подходит к концу. Подсудимому было
предъявлено обвинение в убийстве Вивьен Барнаби, и вам, на основании имеющихся
фактов, предстоит решить, справедливо ли это обвинение. Вы ознакомились с
показаниями слуг и убедились, что между ними нет расхождений в определении
момента выстрела. Вы ознакомились с письмом, которое Вивьен Барнаби отправила
подсудимому утром в ту самую пятницу, тринадцатого сентября. Серьезность этой
улики признается даже защитой. Вы видели, что подсудимый поначалу вообще
отрицал, что был в тот день в Диринг-Хилле, и лишь после того, как полиция
представила неопровержимые доказательства, был вынужден признать этот факт.
Думаю, что причины подобной непоследовательности достаточно понятны. Прямых
очевидцев преступления нет. Вам предстоит сделать собственное заключение
относительно мотива, средств и возможности его совершения. Версия защитника
состоит в том, что некто проник в музыкальную комнату уже после ухода
подсудимого и выстрелил в Вивьен Барнаби из ружья, которое подсудимый, по странной
забывчивости, оставил у входа. Вы также выслушали рассказ самого подсудимого,
из коего явствует, что дорога домой заняла у него в этот вечер целых полчаса.
Если вы не удовлетворены объяснениями подсудимого и пришли к твердому
убеждению, что в пятницу тринадцатого сентября именно он произвел ружейный
выстрел с близкого расстояния в голову Вивьен Барнаби с целью убийства, —
тогда, господа присяжные, вы должны вынести приговор «Виновен». Если же,
напротив, вы имеете какие-либо основания в этом сомневаться, то ваш долг —
вынести оправдательный приговор. Теперь я попрошу вас удалиться в комнату
присяжных для совещания. Я жду вашего решения, господа.
