Рассказчик взглянул на мистера Кина, ища одобрения, и тот
поощрил его улыбкой.
— Последнее ее письмо вы, скорее всего, читали, — продолжал
мистер Саттертуэйт. — Оно целиком приводилось в газетах. Написано оно было
утром, в ту самую пятницу, тринадцатого сентября. В нем полно отчаянных
упреков, каких-то неясных угроз, а в конце она умоляет Мартина Уайлда явиться в
Диринг-Хилл вечером, в шесть часов. «Войди в дом через боковую дверь, — пишет
она, — я оставлю ее открытой. Никто не должен знать, что ты был у меня. Я буду
ждать тебя в музыкальной комнате». Это письмо она передала со слугой.
Мистер Саттертуэйт немного помолчал.
— Как вы помните, сразу после ареста Мартин Уайлд вообще
отрицал, что был в тот вечер в Диринг-Хилле. Заявил, что просто ходил с ружьем
в лес поохотиться. Но когда полиция предъявила улики, запираться дальше уже не
имело смысла: ведь отпечатки его пальцев обнаружились и на входной двери, и на
одном из двух бокалов из-под коктейля, что остались на столике в музыкальной
комнате. Тогда он признался, что да, он был у леди Барнаби и между ними
состоялся весьма бурный разговор, но в конце концов ему удалось ее успокоить.
Он клялся, что оставил ружье у двери на улице и что, когда он уходил, леди
Барнаби была жива и здорова. Он вышел от нее в четверть седьмого или, может
быть, чуть позже и направился прямо домой. Однако свидетели показали, что,
когда он вернулся на ферму — а от Диринг-Хилла это, как я уже говорил, не более
мили, — было уже без четверти семь. Понятно, что дорога не могла занять у него
полчаса. Что касается ружья, он уверяет, что начисто о нем забыл. Маловероятно,
конечно, — и все же…
— Все же? — повторил мистер Кин.
— Все же возможно, — закончил свою мысль мистер Саттертуэйт.
— Обвинитель, правда, высмеял это заявление, но думаю, что тут он не прав. Я,
например, неоднократно наблюдал, как многих молодых людей — особенно таких вот
угрюмых, нервных по природе, как Мартин Уайлд, — подобные эмоциональные
встряски совершенно выбивают из колеи. Иное дело женщины — те спокойно
перенесут любую сцену, причем выглядят и чувствуют себя после этого даже лучше,
чем прежде. Они дали выход своим страстям — глядишь, им и полегчало. Но могу
представить, каким разбитым, жалким и несчастным чувствовал себя Мартин Уайлд
после такого «выяснения отношений»! Наверняка он уходил в полном расстройстве и
даже думать забыл об оставленном у порога ружье.
Помолчав еще некоторое время, он снова заговорил:
— Хотя это в общем-то не важно, потому что дальнейшее
развитие событий, к сожалению, не вызывает сомнений. Выстрел раздался ровно в
двадцать минут седьмого. Его слышала вся прислуга — и повар, и судомойка, и
дворецкий, и горничная, и служанка самой леди Барнаби. Когда они все вместе
влетели в музыкальную комнату, она лежала, свесившись с подлокотника своего
кресла.
Выстрел был произведен в затылок, видимо, с очень близкого
расстояния: рассеяние оказалось невелико, и, по крайней мере, несколько дробин
попало в голову.
Он опять умолк.
— Полагаю, все домашние давали свидетельские показания на
суде? — как бы между прочим спросил мистер Кин.
Мистер Саттертуэйт кивнул.
— Да. Дворецкий, правда, вбежал в комнату на несколько
секунд раньше остальных, но все показания сводятся практически к одному и тому
же.
— Стало быть, показания давали все, — задумчиво повторил
мистер Кин. — Все без исключений…
— Ах да! — вспомнил мистер Саттертуэйт. — Горничная
присутствовала только на предварительном дознании. Потом она уехала, кажется, в
Канаду.
— Понятно, — сказал мистер Кин. Пауза затянулась. В воздухе
словно повисла легкая тревога, и стало как-то неуютно.
— А почему бы ей, собственно, не уехать? — резко, словно
защищаясь, спросил он.
— А почему ей вдруг вздумалось уехать? — слегка пожав
плечами, в свою очередь спросил мистер Кин.
Вопрос был неприятный. И мистер Саттертуэйт предпочел
уклониться от ответа и вернуться к вещам более понятным.
— Насчет того, кто стрелял, сомнений не возникало. Да, по
правде говоря, слуги поначалу все были в растерянности. Ни один человек толком
не знал, что делать Лишь через несколько минут кто-то сообразил, что нужно
позвонить в полицию, — но тут выяснилось, что телефон неисправен.
— Вот как, — сказал мистер Кин. — Неисправен телефон?
— Да, — подтвердил мистер Саттертуэйт и внезапно осознал всю
значимость сказанного. — Конечно, — задумчиво проговорил он, это могло быть и
подстроено… Но какой смысл? Ведь она умерла почти мгновенно.
Мистер Кин ничего не ответил, и мистер Саттертуэйт ощутил
некоторую неудовлетворенность от собственного объяснения.
— Кроме молодого Уайлда, подозревать решительно некого, —
продолжал он. — Он и сам признает, что вышел из дома всего за три минуты до
того момента, когда, по свидетельству слуг, раздался выстрел. А кто еще мог
стрелять? Сэр Джордж находился в компании за несколько домов от Диринг-Хилла,
доигрывал партию в бридж. Последний роббер
[18]
закончился в половине седьмого —
это абсолютно точно. Итак, он вышел после Игры в половине седьмого, а когда
вернулся домой, у ворот его уже встретил слуга с новостью… Есть еще секретарь
сэра Джорджа, Генри Томпсон. Но он в тот день был в Лондоне и как раз в момент
выстрела присутствовал на деловой встрече. Далее, есть Сильвия Дейл, у которой,
между прочим, имелся достаточно веский мотив для убийства, — как ни трудно
представить ее убийцей. Однако она находилась на станции, провожала подругу на
поезд восемнадцать двадцать восемь — так что она тоже исключается. И, наконец,
слуги. Но зачем было кому-то из них ни с того ни с сего убивать хозяйку? Нет,
остается только Мартин Уайлд.
Однако в голосе его не прозвучало особой убежденности.
Обед продолжался в молчании. Мистер Кин был сегодня не
слишком разговорчив, а мистер Саттертуэйт сказал уже все, что мог. Но и в самом
молчании ощущался какой-то скрытый смысл. Оно было заполнено растущей
удовлетворенностью мистера Саттертуэйта, которая странным образом подкреплялась
и усиливалась неразговорчивостью собеседника.
Внезапно мистер Саттертуэйт громко положил вилку и нож.
— Ну, а что, если этот молодой человек на самом деле
невиновен? — воскликнул он. — Ведь его же повесят!
Эта мысль, по всей видимости, ужаснула его. Однако мистер
Кин и теперь не отозвался.
— Но ведь все это не… — начал мистер Саттертуэйт и умолк. —
В конце концов, почему бы ей было не уехать в Канаду? — довольно
непоследовательно закончил он.