— Видел, всего несколько минут назад.
— Вероятно, с его другом — графиней, — язвительно заметила
девушка.
— М-м-м… Да, с графиней, — вынужден был признать мистер
Саттертуэйт.
— Решительно ничего в ней не нахожу, — сердито объявила
Элизабет. — А Франклин от нее просто без ума. И чем она его прельстила?
— Она, мне кажется, держится очень мило, — уклончиво ответил
мистер Саттертуэйт.
— Вы ее знаете?
— Немного.
— Я прямо беспокоюсь за Франклина, — пожаловалась мисс
Мартин. — Обычно он ведет себя вполне разумно. Ни за что бы не подумала, что он
способен увлечься этой сиреной. И главное, слова ему не скажи! Никого не
слушает, тотчас лезет в бутылку… Скажите, правда хоть, что она графиня?
— Не могу утверждать наверняка, — ответил мистер
Саттертуэйт. — Вполне возможно.
— Вот истинно английский ответ! — поморщилась Элизабет. —
Знаете, что я вам скажу, мистер Саттертуэйт? В Саргон-Спрингсе, где мы живем,
эта графиня смотрелась бы очень странна!
Мистер Саттертуэйт вполне это допускал и потому не стал
говорить вслух, что здесь, в княжестве Монако, в отличие от Саргон-Спрингса,
графиня вписывается в окружающую обстановку гораздо лучше, нежели мисс Мартин.
Так как он ничего не ответил, Элизабет направилась дальше, в
сторону казино, а мистер Саттертуэйт присел на освещенную солнцем скамью.
Вскоре к нему присоединился и Франклин Рудж.
Рудж был полон энтузиазма.
— Мне здесь ужасно нравится, — с восторгом наивности объявил
он. — Да, сэр! Вот это настоящая жизнь — не то, что у нас в Штатах!
Пожилой собеседник обратил к нему задумчивое лицо.
— Жизнь в общем-то везде одинакова, — возразил он, впрочем,
без особого воодушевления. — Она лишь рядится в разные одежды.
Франклин Рудж удивленно заморгал.
— Что-то я вас не пойму.
— И не поймете, — сказал мистер Саттертуэйт. — Для этого вам
еще надо пройти долгий-долгий путь… Но, ради Бога, извините! Старикам не
следует впадать в нравоучительный тон.
— А-а, пустяки! — Рудж рассмеялся, обнажив два ряда
прекрасных зубов. — Зато казино почти не произвело на меня впечатления. Я
думал, рулетка — это что-то совсем другое, что-то лихорадочное, волнующее… А
оказалось — все довольно скучно и противно.
— Казино — жизнь и смерть для игрока, но зрителю смотреть
там не на что, — сказал мистер Саттертуэйт. — Об азартных играх интереснее
читать, чем наблюдать за ними.
Молодой человек кивнул.
— Вы, говорят, важная птица, да? — спросил он с такой
наивной робостью, что сердиться на него было решительно невозможно. —
Вращаетесь в обществе и знаете всех герцогинь, графов, графинь?
— Да, довольно многих, — сказал мистер Саттертуэйт. — А
также евреев, португальцев, греков и аргентинцев.
— И аргентинцев? — растерялся мистер Рудж.
— Я просто хотел сказать, что я вращаюсь в английском
обществе.
Франклин Рудж задумался.
— Вы, наверное, и графиню Царнову знаете? — спросил он после
недолгого молчания.
— Немного, — ответил мистер Саттертуэйт, в точности как
отвечал недавно Элизабет.
— Интереснейшая женщина!.. Сейчас все говорят, что
аристократия в Европе вырождается. Не знаю, мужчины, может, и вырождаются, но
женщины — никоим образом! Ну разве не счастье повстречать такое изысканное
создание, как графиня? Умна, очаровательна, аристократка до кончиков ногтей.
Ведь за нею поколения и поколения носителей культуры!
— Вот как? — сказал мистер Саттертуэйт.
— А разве нет? Знаете, из какой она семьи?
— Нет, — признался мистер Саттертуэйт. — Должен признаться,
я очень мало о ней знаю.
— Она из Радзинских — это один из старейших родов Венгрии, —
пояснил Франклин Рудж. — Она прожила такую необычную жизнь! Помните на ней
длинную нитку жемчуга?
Мистер Саттертуэйт кивнул.
— Это ей подарил король Боснии за то, что она помогла ему
вывезти какие-то секретные документы.
— Я слышал, что ее жемчуга — подарок от короля Боснии, —
сказал мистер Саттертуэйт.
Он действительно не раз об этом слышал, так как давнишняя
любовная связь этой дамы с Его Королевским Величеством до сих пор была у всех
на устах.
— Так я вам еще кое-что расскажу.
Мистер Саттертуэйт слушал, и чем дольше слушал, тем больше
восхищался богатым воображением графини Царновой. Это вам не какая-нибудь
сирена, как выразилась Элизабет Мартин: на сей счет идеалист был достаточно
проницателен. Нет, пройдя сквозь лабиринт дипломатических интриг, графиня
осталась, как прежде, холодной и неприступной. Разумеется, враги не раз
пытались ее оклеветать!.. Молодой человек трепетал при мысли о том, что ему
удалось заглянуть в самое сердце старого режима, где в центре, в окружении
принцев и советников, высилась загадочная фигура графини — гордой аристократки,
вдохновительницы возвышенных романтических страстей.
— Но сколько же всего ей пришлось вынести от людей! —
взволнованно продолжал молодой американец. — Поразительно, но ей ни разу в
жизни не встретилась женщина, которая стала бы ей настоящим другом, женщины всю
жизнь были настроены против нее.
— Очень возможно, — согласился мистер Саттертуэйт.
— Ну, не подло ли с их стороны? — возмущался Рудж.
— Н-нет, — задумчиво произнес мистер Саттертуэйт. — Не
думаю, чтобы это было очень подло. У женщин, знаете ли, обо всем свои понятия,
нам не стоит вмешиваться в их дела. Пусть сами между собой разбираются.
— Не могу с вами согласиться, — живо возразил Рудж. — Ведь
их недоброжелательность друг к другу есть величайшее из зол! Знаете Элизабет
Мартин? Так вот, в принципе она со мной совершенно согласна — мы с нею часто
говорили на эти темы. Она, конечно, еще девчонка, зато все понимает как надо.
Но чуть доходит до дела — тут же выясняется, что она в точности такая же, как
все. Прямо-таки взъелась на графиню, о которой знать ничего не знает, и слушать
ничего не хочет, как я ни пытаюсь ей что-то втолковать. Разве так можно, мистер
Саттертуэйт? Я верю в торжество демократии — а в чем она, демократия, если не в
том, чтобы мужчины относились друг к другу как братья, а женщины — как
сестры?..
Он взволнованно умолк. Мистер Саттертуэйт попробовал
представить себе ситуацию, в которой между графиней и Элизабет Мартин могли бы
возникнуть сестринские чувства, — но у него ничего не вышло.
