— Ах, у меня всегда все в порядке!
— Я знаю, но сегодня у вас вид просто исключительный — я бы
сказал, цветущий. Что-нибудь случилась? Что-нибудь… особенное?
Она рассмеялась и чуть-чуть покраснела.
— Нет, мистер Саттертуэйт, так нельзя! Вы сразу всегда обо
всем догадываетесь.
Он взял ее за руку.
— Ага, значит, вы все-таки нашли своего суженого?
Слово было несовременное, но Мейдж не возражала. Ей даже
нравилась несовременность мистера Саттертуэйта.
— Честно сказать, да. Этого никто еще не знает — это тайна!
Но вам, мистер Саттертуэйт, я не боюсь ее доверить. Вы всегда все умеете понять
правильно.
Мистер Саттертуэйт питал особое пристрастие к чужим романам.
Он был по-викториански сентиментален.
— Кто этот-счастливец, полагаю, лучше не спрашивать? Ну, в
таком случае мне остается лишь выразить надежду, что он вполне заслуживает
чести, которой вы его удостаиваете.
«Старичок просто прелесть!» — подумала Мейдж.
— Знаете, я думаю, мы с ним прекрасно поладим, — сказала
она. — У нас одинаковые вкусы, взгляды — это же очень важно, да? Нет, правда, у
нас с ним много общего, мы давно уже все-все друг о друге знаем… И от этого на
душе делается так спокойно, понимаете?
— Понимаю, — сказал мистер Саттертуэйт. — Хотя лично мне еще
не приходилось видеть, чтобы кто-то о ком-то знал абсолютно все — и именно
присутствие некоторой тайны, как мне кажется, и помогает супругам сохранить
взаимный интерес…
— Ничего, попробую все-таки рискнуть! — рассмеялась Мейдж, и
оба отправились переодеваться к ужину.
Вниз мистер Саттертуэйт спустился последним. Он приехал сюда
один, и его вещи распаковывал не его слуга, а это всегда его несколько
раздражало. Когда он появился, все уже были в сборе, и Мейдж без лишних
церемоний, как стало принято в последнее время, объявила:
— А вот и мистер Саттертуэйт. Все, я умираю от голода!
Идемте.
Впереди рядом с Мейдж шла высокая седая женщина довольно
яркой наружности. У нее был звучный ровный голос и красивое лицо с правильными
чертами.
— Здравствуйте, Саттертуэйт, — сказал мистер Кили. Мистер
Саттертуэйт чуть не подскочил от неожиданности.
— Здравствуйте, — сказал он. — Простите, я вас не заметил.
— Меня никто не замечает, — печально вздохнул мистер Кили.
В столовой все расселись за невысоким столом красного
дерева. Мистера Саттертуэйта поместили между молодой хозяйкой и приземистой
темноволосой девушкой, громкий смех которой выражал скорее непреклонную
решимость быть веселой, чем искреннее веселье. Кажется, ее звали Дорис. Женщины
такого типа меньше всего нравились мистеру Саттертуэйту: на его взгляд, их
существование с художественной точки зрения ничем не оправдывалось.
По другую руку от Мейдж сидел молодой человек лет тридцати,
в котором с первого взгляда можно было угадать сына красивой седовласой
женщины.
А рядом с ним…
Мистер Саттертуэйт затаил дыхание.
Трудно было сразу определить, чем она его так поразила. Не
красотой — нет, чем-то иным, неуловимым, ускользающим.
Склонив голову набок, она слушала скучноватые застольные
разглагольствования мистера Кили. Она была здесь за овальным столом — и в то же
время, как показалось мистеру Саттертуэйту, где-то очень далеко отсюда. По
сравнению с остальными она выглядела словно бы бесплотной. Она сидела, чуть
отклонясь в сторону, и в позе ее была завораживающая красота — нет, больше чем
красота… Она подняла глаза, на секунду встретилась взглядом с мистером
Саттертуэйтом — и он вдруг нашел слово: волшебство.
Да, в ней сквозило нечто волшебное — словно у обитателей
Полых Холмов
[62]
, лишь отчасти схожих с людьми. Рядом с ней все сидящие за
столом казались слишком материальными.
Вместе с тем она возбуждала в нем жалость и умиление —
похоже, ее необычайность угнетала ее самое. Мистер Саттертуэйт поискал
подходящее определение — и нашел. «Птица со сломанным крылом», — мысленно
произнес он. Довольный собой, он вернулся к вопросу участия девочек в скаутском
движении, надеясь, что Дорис не заметила его рассеянности. Как только она обратилась
к своему соседу справа, в котором мистер Саттертуэйт ничего интересного для
себя не нашел, он повернулся к Мейдж.
— Что это за женщина рядом с вашим отцом? — тихонько спросил
он.
— Миссис Грэм? Хотя нет, вы, вероятно, имеете в виду Мэйбл!
Разве вы не знакомы? Это Мэйбл Эннсли. Ее девичья фамилия Клайдсли — она из
того самого злополучного семейства.
Мистер Саттертуэйт замер. Да, он был наслышан об этом
семействе. Брат застрелился, одна сестра утонула, другая погибла во время
землетрясения — как будто всех их преследовал какой-то злой рок. Это, вероятно,
младшая из сестер.
Неожиданно его отвлекли от размышлений — это Мейдж
дотронулась под столом до его руки. Пока остальные были заняты беседой, она
незаметно кивнула на своего соседа слева.
— Это я вам про него, — не очень заботясь о правильности
построения фразы, шепнула она.
Мистер Саттертуэйт понимающе кивнул в ответ. Стало быть,
молодой Грэм и есть избранник Мейдж. Что ж, судя по тому, что мистер
Саттертуэйт успел увидеть — а смотреть он умел, — вряд ли она могла бы найти
лучшую партию. Вполне приятный, располагающий и здравомыслящий молодой человек.
Оба они молодые, здоровые, что называется, нормальные — и вообще, прекрасно
подходят друг к другу.
В Лейделле заведено было по-старинному: дамы выходили из
столовой первыми. Мистер Саттертуэйт подсел поближе к Грэму и заговорил с ним.
В целом он утвердился в своем первом впечатлении, однако что-то в поведении
молодого человека как бы выпадало из общей картины. Роджер Грэм был рассеян,
мысли его, казалось, блуждали, рука, ставившая на стол бокал, заметно дрожала.
«Чем-то он сильно обеспокоен, хотя причина для беспокойства
не так серьезна, как он воображает, — сказал себе мистер Саттертуэйт. — И все
же — что бы это могло быть?»
После еды мистер Саттертуэйт обыкновенно принимал пару
пилюль для улучшения пищеварения. На этот раз он забыл прихватить их с собой,
поэтому ему пришлось подняться за ними в комнату.
Возвращаясь обратно, он спустился по лестнице и прошел уже
полдороги по длинному коридору первого этажа, когда взгляд его случайно упал в
открытую дверь застекленной террасы. Мистер Саттертуэйт застыл на месте.