Выйдя из гостиной, мистер Саттертуэйт церемонно простился с
миссис Грэм. Наверх вели две лестницы: одна была рядом с дверью гостиной,
другая — в противоположном конце коридора. Мистер Саттертуэйт направился к
дальней лестнице, миссис Грэм с сыном к ближней. Сбежавший раньше всех Джерард
Эннсли тоже поднялся к себе по ближней лестнице.
— Мэйбл, прихвати сразу гитару, — посоветовала Мейдж, — не
то утром непременно забудешь. Вам ведь в такую рань вставать!
— Идемте, идемте, мистер Саттертуэйт! — затараторила Дорис,
хватая его под руку и увлекая за собой. — Рано в кровать, рано вставать… — ну,
и так далее!
Мейдж подхватила его под другую руку, и они втроем дружно
побежали по коридору под звонкий смех Дорис. Возле лестницы они остановились
подождать Дэвида Кили, который следовал за ними более степенно, выключая по
пути свет. Все четверо поднялись наверх.
На другое утро мистер Саттертуэйт уже готовился спуститься к
завтраку, когда в дверь тихонько постучали и вошла Мейдж Кили. Лицо ее было
смертельно бледно, она вся дрожала.
— Ах, мистер Саттертуэйт, мистер Саттертуэйт!..
— Деточка, что случилось? — Он взял ее за руку.
— Мэйбл… Мэйбл Эннсли…
— Да?
Что-то случилось. Но что? Что-то страшное, понял он. Мейдж
едва могла говорить.
— Сегодня ночью она повесилась… У себя в комнате на
притолоке. Это такой ужас! — И она разрыдалась.
— Повесилась?.. Невозможно! Непостижимо!
Он постарался как-то утешить ее в своей старомодной манере,
после чего поспешил вниз. Внизу он нашел расстроенного и вконец растерявшегося
Дэвида Кили.
— Саттертуэйт, в полицию я уже позвонил — доктор сказал, что
это обязательно. Он только что закончил осмотр.., осмотр… О Господи, как это
все неприятно! Наверное, она была страшно несчастлива, раз так с собой… И эта
ее вчерашняя песня — вот уж право, лебединая! Да и сама она была похожа на
лебедя. На черного лебедя…
— Да.
— «Лебединая песня», — повторил Кили. — Видно, у нее уже тогда
было что-то на уме, да?
— По всей видимости, да. Во всяком случае, очень на это
похоже.
Замявшись, он спросил, нельзя ли ему… Если, конечно…
Хозяин угадал, о чем он так сбивчиво просит.
— Да, разумеется, если хотите. Я и забыл, что людские
трагедии — ваша penchant
[65]
.
Он повел мистера Саттертуэйта наверх по широкой лестнице.
Наверху сразу же возле лестничной площадки с одной стороны находилась комната
Роджера Грэма, с другой — комната его матери. Дверь последней была приоткрыта,
и из щели выплывала тоненькая струйка дыма.
Мистер Саттертуэйт слегка удивился. Глядя на миссис Грэм, он
ни за что бы не подумал, что эта почтенная дама может курить в столь ранний
час. Точнее говоря, он вообще до сих пор не подозревал, что она курит.
Они прошли по коридору до предпоследней двери и
остановились. Дэвид Кили вошел в комнату первым, мистер Саттертуэйт за ним.
За дверью располагалась небольшая спальня, по видимости,
мужская. Боковая дверь вела из нее в смежную комнату. Войдя в эту вторую
комнату, они тут же увидели конец веревки, которая все еще болталась на крюке,
вбитом в притолоку. А на кровати…
Мистер Саттертуэйт некоторое время глядел на постель, на
ворох синего шифона с рюшами и оборками, которые так напоминали птичьи перья.
Глянув на лицо, он старался уже ни на что больше не смотреть.
Он перевел взгляд на входную дверь, на которой висел обрывок
веревки, а с нее — на боковую дверь.
— Дверь между комнатами была заперта?
— Нет. Во всяком случае, служанка сказала, что нет.
— Эннсли спал? Он что-нибудь слышал?
— Говорит, ничего.
— Трудно представить, — пробормотал мистер Саттертуэйт и еще
раз взглянул на лежащее на кровати тело.
— Где он?
— Кто — Эннсли? Внизу, с доктором.
Спустившись вниз, они обнаружили, что прибыл инспектор
полиции. Мистер Саттертуэйт был приятно удивлен, узнав в нем своего старого
знакомого — инспектора Уинкфилда. Инспектор вместе с врачом поднялся наверх и
оттуда через несколько минут передал, что просит всех собраться в гостиной.
Шторы уже были задернуты, и вся комната имела траурный вид.
Заплаканная Дорис Коулз-то и дело промокала глаза носовым платком. Мейдж
выглядела теперь решительно и настороженно — кажется, она уже вполне овладела
собой. Миссис Грэм была спокойна, как всегда, и сидела с лицом серьезным и
бесстрастным. Больше всех, по-видимому, трагедия поразила ее сына: он был
просто сам не свой. Дэвид Кили, как обычно, маячил где-то на заднем плане.
Овдовевший супруг сидел один, несколько в стороне от
остальных. Он пребывал в странном оцепенении и, кажется, не совсем понимал, что
произошло.
Мистер Саттертуэйт, внешне спокойный, на самом деле был
переполнен чувством ответственности и сознанием долга, который ему вскоре
предстояло выполнить.
Инспектор Уинкфилд, в сопровождении доктора Морриса, вошел в
гостиную и закрыл за собою дверь. Откашлявшись, он заговорил:
— Произошло печальное событие. Да, очень печальное событие.
Поэтому я обязан задать всем вам несколько вопросов. Думаю, возражений не
будет. Начну с мистера Эннсли. Простите мой вопрос, сэр, но я хочу знать, не
высказывала ли ваша супруга намерения покончить с собой?
Мистер Саттертуэйт открыл уже было рот, но, поразмыслив,
закрыл его опять. Время еще есть, решил он. Не стоит спешить.
— Покончить с собой?.. Н-нет, по-моему, нет.
Ответ прозвучал до такой степени нерешительно, что все
собравшиеся в гостиной украдкой бросили на Эннсли удивленные взгляды.
— Вы что, не совсем уверены, сэр?
— Нет… То есть уверен… Не высказывала.
— Понятно. А вы знали о каких-либо ее переживаниях?
— Нет. Нет, я… не знал.
— И она вам ничего такого не говорила? Например, что что-то
ее угнетает?
— Н-нет… Ничего такого не говорила.
Что бы там инспектор ни подумал, вслух он не сказал ничего.
Вместо этого он перешел к следующему вопросу:
— Опишите вкратце события вчерашнего вечера.
