— Я знаю, что вы думаете… — продолжал Косден, но мистер
Саттертуэйт перебил его.
— Прошу меня извинить, но я имею основания в этом
сомневаться, — сказал он. — Никто не может знать, что думает другой человек.
Некоторые, правда, полагают, что знают, — но они почти всегда ошибаются.
— Ну, возможно, не берусь утверждать, — несколько
стушевавшись, пробормотал Косден.
— Содержание наших мыслей принадлежит только нам, —
продолжал его собеседник. — И никому не дано указывать, как и о чем нам думать…
Но давайте поговорим о чем-нибудь более приятном. Например, о той старой вилле,
что стоит на отшибе, вдали от всего света. Бог весть какие тайны кроются за ее
сонным очарованием. Сегодня я даже не удержался и подергал одну из ставен…
— Да? — Косден поднял голову. — И она, конечно, оказалась
заперта?
— Нет, открыта, — сказал мистер Саттертуэйт и добавил
вполголоса: — Третья с краю.
— Что? — воскликнул Косден. — Это же та самая…
Он умолк, но мистер Саттертуэйт успел заметить вспыхнувший в
его глазах огонек. Вполне удовлетворенный, он встал и распрощался с
собеседником.
Он все-таки немного волновался. Выражаясь театральным
языком, он беспокоился, не переврал ли он текст — ведь в этой пьесе ему
достались ключевые реплики.
Однако, мысленно проиграв все еще раз, он остался доволен.
По дороге на утес Косден непременно захочет проверить, заперта ли ставня.
Пройти мимо было бы выше человеческих сил. Раз уж воспоминания двадцатилетней
давности привели его сюда, на далекий остров, то эти же воспоминания подтолкнут
его к заветной ставне, и тогда… Что тогда?
«Завтра узнаю», — решил мистер Саттертуэйт и пошел
переодеваться к ужину.
На другое утро около десяти часов мистер Саттертуэйт снова
входил в ворота сада «La Paz». Улыбчивый Мануэль, пожелав ему доброго утра,
вручил положенный бутон. Мистер Саттертуэйт заботливо вставил его в петлицу,
после чего повернул к дому. Несколько минут он стоял, разглядывая белые стены,
увитые лианой с оранжевыми цветами, зеленые облупившиеся ставни. Какая
тишина!.. Может, ему все это просто померещилось?
Но в этот момент одна из ставен распахнулась, и в проеме
появилась та, чья судьба занимала сейчас мистера Саттертуэйта больше всего, и
направилась прямо к нему. Она шла легкой стремительной походкой, чуть покачивая
бедрами, — казалось даже, не шла, а летела, подхваченная радостной волной. Да
она и сама была похожа на аллегорическую
[72]
фигуру радости, какие встречаются
на фризах
[73]
старинных домов, — глаза ее сияли, щеки горели. Ни тени колебаний
или сомнений. Она подошла к мистеру Саттертуэйту, положила руки ему на плечи и
поцеловала, потом еще раз, и еще, и еще, и еще. Позже, при воспоминании об этом,
ему представлялись крупные темно-красные розы с нежными бархатистыми
лепестками. Горячий вихрь из лета, солнца и пения птиц. Жаркая радость и
неведомое прежде ощущение силы.
— Я так счастлива! — сказала она. — Вы чудо! Откуда вы
узнали? Как вы могли догадаться? Вы просто добрый волшебник из сказки!
От захлестнувшего ее счастья она какое-то время не могла
говорить.
— Мы договорились сходить сегодня в консульство и
зарегистрировать наш брак, — сказала она после недолгого молчания. — Когда Джон
приедет, его отец будет здесь. Мы скажем, что много лет назад произошло
недоразумение. Он не станет задавать лишних вопросов! О, я так счастлива, так
счастлива, так счастлива!..
Действительно, счастье вздымалось в ней мощным приливом. Его
горячая опьяняющая волна подхватила и мистера Саттертуэйта.
— Энтони узнал, что у него есть сын! Оказывается, это для
него такое чудо! А ведь я думала, что ему будет все равно. — Она доверчиво
заглянула мистеру Саттертуэйту в глаза. — Удивительно, как все прекрасно и
счастливо закончилось, правда?
В эту минуту он ясно видел ее — маленькую девочку, верящую в
сказки со счастливым концом, где «двое с тех пор жили долго и счастливо».
Он тихо сказал:
— Если вы наполните счастьем последние месяцы его жизни —
это действительно будет прекрасно.
Ее глаза расширились от удивления.
— Послушайте, — сказала она. — Вы что же, думаете, что я дам
ему умереть? Теперь, когда он вернулся ко мне через столько лет? Да мало разве
людей, от которых доктора давно отказались, а они до сих пор живы? Умереть?..
Ну нет, он не умрет!
Он взглянул на женщину, лучившуюся красотой, силой, энергией
и неукротимым мужеством. Да, он тоже слышал, что доктора иногда ошибаются… Кто
знает, какую роль в жизни Энтони Косдена может сыграть так называемый
субъективный фактор?
— Так вы и правда думаете, что я дам ему умереть? —
повторила она, снисходительно усмехнувшись.
— Нет, милая, — очень тихо сказал наконец мистер
Саттертуэйт. — Нет, я почему-то так не думаю.
И он пошел по кипарисовой аллее к скамейке над обрывом и
увидел там того, кого ожидал увидеть. Мистер Кин, улыбающийся, печальный и
непостижимый, как всегда, поднялся ему навстречу.
— Ожидали меня? — поздоровавшись, спросил он.
— Ожидал, — ответил мистер Саттертуэйт. Они сели на
скамейку.
— Судя по вашему виду, вам, кажется, опять выпала роль Провидения?
— произнес наконец мистер Кин. Мистер Саттертуэйт укоризненно взглянул на него.
— Как будто вам не было известно все с самого начала!
— Ну вот, опять вы обвиняете меня во всеведении, — с улыбкой
сказал мистер Кин.
— А если вы ничего не ведали, тогда почему были здесь
позавчера вечером — подкарауливали? — парировал мистер Саттертуэйт.
— Ах, вы об этом…
— Да, об этом.
— Я должен был выполнить одну… миссию.
— Что за миссию?
— Помните, вы как-то сами окрестили меня «заступником
мертвых»?
— Мертвых? — несколько озадаченно повторил мистер
Саттертуэйт. — Я не совсем вас понимаю.
Мистер Кин ткнул длинным тонким пальцем вниз — туда, где у
подножия утеса бурлило море.
— Двадцать два года назад здесь утонул мужчина.
— Я знаю. Но я не вижу…
