Вздохнув, мальчик перевернулся на спину. Сказал в пространство, в чистое, огромное небо над ним:
— Классно тут загорать. Не сгоришь.
Ему, соответственно, никто не ответил. Народ внизу спал, как только что спал сам Олег, только вот на верхотуру никто не забрался. Лень было, наверное…
Мальчишка потянулся, завывая во весь голос и растопырив пальцы. Потом вновь перевернулся на живот и, улегшись поближе к краю, стал смотреть вниз.
Кажется, он опять уснул, потому что обнаружилось, что рядом сидит, скрестив ноги, Йерикка. Он читал, положив на загорелые коленки растрепанную книжку с лохматыми желтыми страницами.
— Что читаешь? — спросил Олег, сглотнув неприятный привкус от сна на солнцепеке. Йерикка поднял взгляд от листов:
— Библию.
— Че-го?! — Олег, смотревший из-за плеча, повернулся на бок и замер, приподнявшись на локте и таращась, как на чудо. — Библию-у?!
— Ее самую-у, — подтвердил Йерикка. — А че-го?!
— И охота? — поинтересовался Олег, не обратив внимания на поддразнивание, ~ Это же чушь.
— Уверен? — Иерикка перевернул несколько страниц и прочел нараспев: — "Что пользы, братия моя, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, А кто-нибудь из вас скажет им: "Идите с миром, грейтесь и питайтесь", но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе…" Соборное послание святого апостола Иакова, глава 2,14–17. Что теперь скажешь?
— Да ну… — махнул рукой Олег. — То же самое можно было оказать проще, красивее и короче.
— Например? — с интересом спросил Йерикка, не закрывая книжку.
— Например?.. — и Олег выпалил: — Кто бездействует — того нет!
Разница между замысловатой образностью восточной мудрости и чеканным, коротким афоризмом была до такой степени разительна, что Йерикка изумленно хлопнул глазами. Потом протянул:
— А-а… Пословица народа моей матери? С тобой становится опасно спорить.
— Бездарная книжонка, — упрямо сказал Олег. — Писали ее явно в разное время люди, свихнувшиеся на религиозном фанатизме. Я её, между прочим, еще на Земле читал. А тут читал "Слово Однорукого"- вот это вещь!
Васу тусимтонс
Динамас ханти
Мэну, кам сатэм
Карс курвис сам йугам,
— с удовольствием процитировал Йерикка и перевел прозой: — Лучше в любой момент умереть человеком, чем вечно жить скотом… А ты знаешь, что данваны объявили эту книгу "запрещенной к
распространению в цивилизованном обществе из-за натуралистичной жестокости"?
Олег сделал неприличный жест средним пальцем правой руки — Йерикка понял и засмеялся. Потом добавил:
— А Библию почитать все-таки полезно.
— Да читай-читай, я не мешаю.
— Можно?
— Можно, — разрешил Олег.
— Спасибо, — Йерикка стукнулся лбом в камень. Когда поднял голову — то оказалось, что он улыбается. Встав одним гибким движением, он подошел к краю и уселся, спустив ноги с обрыва — Олег дернул плечами:
— Смотреть на тебя страшно…
— Я часто думаю, что тут было до нас, — вдруг сказал Йерикка, не поворачиваясь.
— Ты о чём? — Олег лёг на живот, подперев голову руками и покачивая ногами в воздухе.
— О тех ребятах, которые были ТОГДА, давно и совсем давно. Понимаешь?
— Ага, — Олег в самом деле понял. — А что ты думаешь?
— Ну-у… Вот например — они тут отдыхали?
— А что? — Олег пожал плечами. — Местечко классное, почгему нет? Снимали доспехи — и в воду. А потом загорали на пляже. Или здесь, — он хлопнул по камню, — на скале.
— И верили в то, что победят… — задумчиво дополнил Йерикка. — Как верим и мы, так?
— Наверное, — согласился Олег. Йерикка повернулся, чуть нагнувшись назад:
— А если бы, Вольг, — тихо сказал он, — им показали бы, что вся их борьба — проигранное дело? Если бы им показали поля у Черных Ручьев и сказали: "Вот ваша победа!"?
— Они не поверили бы, — решительно ответил Олег.
— Ну… а если бы их убедить? Что они сделали бы? Может, просто разбежались кто куда? Все равно ведь нечего защищать… Как ты думаешь?
— Мой дед был в сто раз отважней меня, — ответил Олег. — А я не сбежал бы, даже узнай точно, что мы проиграем нашу войну. Просто потому, что не хочу… — Олег задумался и с легким удивлением продолжал: — Знаешь, я не хочу, чтобы эти гады хвастались, что взяли нас голыми руками. Там, на Земле, нас, русских, сплошь и рядом вот так берут на голубом глазу, на одной наглости. А тут — не хочу.
— Да, — согласился Йерикка, — настоящее поражение — это не гибель, а сдача. Я сейчас подумал — сколько было тех, кто сражался до последнего, даже когда ясно было, что все проиграно!
— И они всегда побеждали, — дополнил Олег, — даже когда погибали…
— Смотри-ка! — Йерикка вдруг отложил Библию и поднялся в рост, приложив обе ладони к бровям, — Гоймир вернулся!
— Где? — Олег тоже вскочил. Гоймир вчера ещё ушел на встречу с Квитко. — Э, а он на один. Кто это с ним?
— По-моему, Бойко, — неуверенно откликнулся Йерикка. — Ржут чего-то…
— Пошли, посмотрим? — предложил Олег, натягивая порядком обветшавшие от стирок трусы. Йерикка сделал то же, и они быстро сбежали по крутизне прямо навстречу неспешно идущим к лагерю Гоймиру и Бойко, который немедленно загорланил:
— Йой, а добро живете! Лежи лежмя на солнышке…
— Вы что, хуже? — спросил Йерикка, обнявшись с ним. Гоймир почему-то заржал так, что Олег с испугом посмотрел на него. Тот ржать не перестал. Он задыхался и охал, потом попятился и сел на камень, продолжая икать и квакать.
— Описаешься, дружище. — Йерикка погладил Гоймира по голове. Тот завизжал. Тогда рыжий горец поглядел на Олега и торжественно-грустно сказал: — Ясно. Тяжкое бремя ответственности сломало его психику. Такова наша высокая дорога, великий долг солдата перед…
— Хватит, — поморщился Олег.
— Понял, — согласился Йерикка. — Бойко, мы ждем объяснений. Что вы сотворили с нашим князем, изверги? Мы вам его нормальным давали.
— Квитко женился, — неожиданно совершенно четко ответил Гоймир. И снова захохотал.
— Прекрати, наконец, — предостерег Йерикка, — ребята в лагере подумают, что это орет коллективная Желя!
— Скорей сирин кричит, — со знанием дела поправил Бойко.
— Ты, сирин, — угрожающе сказал Олег, — колись, родной. Кто женился? Квитко? А на ком, на волчице, или на Дуньке Кулаковой(1.)? Или… э… на ком-нибудь из, так сказать, вас? Мать моя в кедах, неужели правда?! Ну интим! А целовались без трусов?! А как это — когда в попку?! Ну скажи, скажи, я прям горю от нетерпения… протии-и-и-и-ивны-ы-ый… — он потянулся к шарахнувшемуся в испуге Бойко губами "трубочкой".