Служкин и Будкин, толкаясь плечами, ползали по полу в ванной комнате Будкина и оклеивали стену кафельной плиткой. В это время в дверь позвонили. Служкин, оказавшийся к выходу ближе, пошел открывать, вытирая руки тряпкой. За дверью стояла Кира.
— Будкина можно? — спросила она, словно у незнакомого.
— Будкин, к тебе какая-то девушка, — громко сказал Служкин, возвращаясь в ванную. Будкин пошел в прихожую, а Служкин продолжал клеить кафель.
— А-а, это ты… — услышал он голос Будкина. — Проходи на кухню…
На кухне Будкин усадил Киру и угостил пивом. Оба они долго молчали, и наконец Кира сказала недовольным тоном:
— Ну выпроводи его как-нибудь, что ли…
— Я не хочу его выпроваживать… — пробурчал в ответ Будкин.
— Тогда накачай его, чтобы он уснул.
— Зачем?
Служкин услышал, как Кира яростно щелкнула зажигалкой.
— Видишь ли, — вдруг сказал Будкин, — думаю, этого больше не надо.
— Почему, позволь узнать?
— Я люблю другую девушку, — просто ответил Будкин.
— Раньше тебе подобное не мешало.
— Раньше было раньше.
— И кто она?
— Жена Витуса.
— Вот как? — изумилась Кира. — А он об этом знает?
— Знает.
— И как реагирует?
— Спроси у него, — с досадой сказал Будкин.
— Ладно, — после паузы сказала Кира, и было слышно, как она встала, отодвинув табуретку. — Ты меня проводишь?
— Ты ведь близко живешь… — виновато произнес Будкин.
— Тогда прощай, — холодно и жестко отрезала Кира, вышла из кухни и требовательно постучала в дверь ванной: — Виктор, проводи меня.
Служкин вздохнул и ожесточенно почесался.
У подъезда Кира оценивающе осмотрела затрапезный наряд Служкина, презрительно отвернулась и сунула Служкину локоть, твердый, как автобусный поручень. На третьем этаже из раскрытого окна кухни в теплые, почти майские сумерки свисал Будкин и курил. Кира и Служкин напряженно пошагали по тротуару прочь от будкинского подъезда.
Всю дорогу Кира молчала. У витрины ларька она остановилась.
— Бутылку вон того марочного, бутылку семьдесят второго портвейна и пакет, — приказала Кира в окошко.
От ларька таким же чеканным шагом они добарабанили до подъезда Киры. Служкин вызвал лифт и поневоле вытянулся по стойке «смирно». В подъезде стояла кромешная темень, и когда дверки лифта раскрылись, кабина, излучающая янтарный свет, могла показаться преддверием палат Хозяйки Медной горы.
— Куда изволите? — спросил Служкин.
— Не паясничай! — рыкнула Кира, нажимая кнопку этажа.
Через пять минут они уже сидели в креслах в гостиной у Киры Валерьевны, разделенные журнальным столиком с двумя открытыми бутылками и двумя наполненными фужерами.
— Кажется, ты испытываешь тягу ко всему национально-плебейскому?.. — спросила Кира и цокнула ногтем по липкой стенке бутылки. — К сигаретам «Прима», к портвейну, к разливному пиву…
Она подчеркнуто элегантно прикурила длинную ментоловую сигарету от зажигалки «Ронсон». Служкин подчеркнуто тщательно расправил кривую «примину» и прикурил, чиркнув спичкой о смятый коробок.
— Нет, к дерьму меня особенно не тянет, — сказал он. — Просто на что-то хорошее у меня нет денег. Никто не хочет купить у меня чего-нибудь за четыре сольдо, как колпачок у Буратино.
— Значит, наверное, жена тобою недовольна, да? — с двойным смыслом спросила Кира.
— Почему же? Вполне довольна, — непроницаемо ответил Служкин.
— Хорошая у тебя жена, — похвалила Кира.
— Зашибись.
— Это правда, что ты с ней не спишь уже год? — Кира стряхнула пепел таким жестом, каким протягивают руку для поцелуя.
— М-да, не получится из Будкина Зои Космодемьянской…
— И как, интересно знать, ты живешь без секса? Крыша-то не съезжает? Или у тебя любовница есть?.. Впрочем, вряд ли.
— Из чего ты это заключила? — несильно заинтересовался Служкин.
— Видал бы ты свое лицо, когда сейчас заглянул в мою спальню.
— Отныне повсюду ношу с собой трельяж, — заявил Служкин.
Кира усмехнулась:
— У мужиков при воздержании мозги всегда лучше работают…
— А также исправляется почерк, — добавил Служкин.
— Так заведи себе любовницу, не мучайся. — Кира в деланом недоумении пожала плечами. — Баб вокруг — только свистни.
— Ладно, хватит топтаться на моих мозолях, — устало прекратил тему Служкин.
Они замолчали, пили вино, курили и смотрели друг на друга. За окном совсем стемнело. Над верхушками сосен рассыпалась звездная карамель. Сигарета в длинных пальцах Киры дымилась ровной белой струйкой. Сейчас Кира была очень красива какой-то равнодушной, насмешливой и доступной красотой.
— Ты знаешь, что Будкин любит твою жену? — наконец спросила она.
— Новости из Временных лет повести, — мрачно ответил Служкин. — Без меня у них бы ничего и не вышло.
— Так ты что, сам все это подстроил?.. — Кира негромко засмеялась, глядя на него с некоторым уважением, и сказала: — Ну, я догадывалась о твоей непомерной гордыне, однако не думала, что она непомерна до такой степени…
— То есть? — удивился Служкин.
Кира глядела на него снисходительно-понимающе.
— Когда жена не дает, то чудесный способ продемонстрировать свое презрение и власть над ней — подложить ее под другого. И Будкину хорошая затычка в рот. Он тебе, наверное, осточертел своими любовными победами — вот ты его и втоптал в грязь, заставив полюбить свою жену. Да и мне самой, в общем-то, мимоходом оплеуха за строптивость: не хочешь, мол, со мною спать, так и с Будкиным не дам, стерва. Одним выстрелом сразу трех зайцев.
Служкин глубоко задумался, окутавшись облаком дыма.
— Ну ты меня расписала, как хохломскую игрушку, — сказал он. — Я теперь сам себя в зеркале пугаться буду. Просто Макиавелли какой-то, мелкого пошиба.
Кира усмехнулась и, подняв над головой руки, сладострастно потянулась в кресле. Потом бросила недокуренную сигарету в пепельницу и встала.
— Столик и кресла отодвинь, диван расправь и застели, — велела она. — Белье вон там в шкафу… А я приму ванну.
— Угу, — одеревенело ответил Служкин.
Кира выскользнула из комнаты, и скоро раздался шум душа.
Служкин немного посидел, потом помотал головой, потом поднялся и стал отодвигать столик и кресла, раскладывать диван, стелить постель… Когда все было готово, он забрал обе бутылки и зачем-то понес их на кухню.
