Он сам лично беседовал с продавщицами из супермаркета, расположенного рядом с домом Ольги Болотниковой. Показывая им ее фотографию, он задавал один и тот же вопрос, не помнит ли кто из них, что обычно покупала в их магазине эта покупательница? И две девушки ответили, что она чаще других покупала биоактивный кефир. Из чего они сделали вывод, что у нее не в порядке желудок, поскольку вряд ли такая стройная девушка нуждалась в строгой кисломолочной диете…
Помощники Мирошкина побывали в Артистическом кафе на улице Яблочкова, показали фотографию Ирины Аленькой, спросили, не видели ли они эту женщину. Официантка сказала, что видела эту женщину несколько дней тому назад, она заходила в кафе, ждала кого-то, потом ей позвонили, и она вышла на улицу и больше уже не возвращалась. А потом, через сутки, им стало известно, что ее убили неподалеку от этого кафе, возле мехового салона… Но спутника ее они так и не увидели. И криков тоже не слышали.
Слесаря ЖЭКа, о котором говорила Лидия Наполова, Андрея, тоже проверили. За пару дней до первого убийства он уехал в Балашов к своей матери. Связались с УВД Балашова – он на самом деле всю последнюю неделю провел в своем родительском доме, ремонтировал крышу и заколол двух поросят. То есть алиби железное.
Глаша в эти дни потрясла Сергея своей работоспособностью, энергией. И пусть многое из того, что она сделала, было лишним, все равно она была умницей и здорово ему помогала. Получается, работала за двоих – за себя и Лизу. Это же надо было догадаться взять окурок, брошенный Вадимом Савельевым, чтобы отдать его Сергею с тем, чтобы сделали анализ ДНК. Правда, когда стало известно, что его ДНК не совпадает с ДНК насильника и убийцы, ему, Мирошкину, позвонили и упрекнули в излишней расточительности государственных средств, мол, с какой стати исследуют окурок никому не известного Савельева, так можно произвести анализ ДНК всего мужского населения города… Словом, попрекнули. Обидели. И что теперь? Да ничего. Надо не обращать внимания и работать дальше. Мало ли, кто чего скажет, упрекнет…
А как бы они там, наверху, запели, если бы выяснилось, что ДНК Савельева и ДНК маньяка совпадают? Вот тогда бы этот окурок привел к убийце… ДНК… Экспертизы… Все жертвы, если верить экспертизам, были сначала приведены в бессознательное состояние при помощи электрошокера. А это значит, что преступник засовывал жертву в машину и увозил туда, где уже насиловал и душил женщину, а потом так же, на машине, привозил почему-то именно на улицу Яблочкова…
Про машину Мирошкин догадался уже сам, вернее, просто понял, что иначе, без машины, план преступника бы не удался.
Так сложилось, что у него за целый день не выдалось ни одной свободной минутки, чтобы позвонить Ольге. Сергей вертел в руках уже третью ручку (две уже улетели в неизвестном направлении) и, удивительное дело, словно слышал голос ее бывшего владельца, оставившего ее здесь, на этом столе, – Ратманова Валерия Федоровича. Вдовца с безумными глазами. Он полчаса тому назад ушел, но в кабинете до сих пор пахло его крепкими духами и виски, которым он уже успел набраться по самые уши.
Ратманов показался Сергею, которому пришлось допрашивать его сразу после смерти жены, Кати, матери его троих маленьких детей, просто невменяемым. Он плакал и пытался шутить одновременно.
Сергей знал этого толстокожего и жесткого человека, ну просто непробиваемого, циничного. Знал и о его похождениях, особенно о том давнишнем, нашумевшем здесь, в этих стенах, деле, когда открылось, что Ратманов и два его друга удерживали на даче двух школьниц… Сергей знал, что только очень большие деньги помогли этим трем негодяям остаться на свободе. Знал и то, что его жена Катя, пока шло следствие, жила с детьми у своих родителей в Крыму… И даже после того, как всему городу стало известно, что представляет собой Ратманов, жена не бросила его, а вернулась с детьми и продолжала с ним жить. И никто не знал, чего ей это стоило.
И вот теперь ее убили. Это сделал какой-то грязный подонок. Но перед этим изнасиловал. Интересно, если бы он узнал, что у нее трое маленьких детей?
– Катя… Знаете, ее нет… – нервно похохатывал, вращая огромными страшными глазами Ратманов. Он сидел в распахнутом дорогом плаще, и от него сильно пахло виски. – Катюшу мою убили… Но этого не может быть. Просто не может быть. Она просто поехала к своей матери в Крым… Вот и все! Она еще вернется!
Понятное дело, что разговора с мужем жертвы не получилось. Ратманов сумел сообщить только номера телефонов подруг жены и ушел, оставив ручку и все тот же стойкий алкогольный запах, смешанный с запахом сигарет. И дорогого парфюма. Сергей даже представил себе, как и завтра, проснувшись и поняв, что он остался один, без жены, Ратманов вряд ли изменит своим привычкам, а потому, приняв душ, обрызгает себя духами.
Мирошкин собрался было уже уйти, как ему позвонили и сказали, что к нему просится посетительница. Он вздохнул. Похоже, кто-то там, наверху, не хочет, чтобы он сегодня увидел Ольгу. А ведь она наверняка ждет, прислушивается к звонкам, нервничает. Но тогда почему не звонит сама? Боится, что помешает?
В кабинет постучались.
– Да, войдите!
Он ждал Лилю Самарцеву с ее женихом. Сначала он сам хотел поехать к ним за город, но поскольку они отказались называть место, где прятались от маньяка, он по телефону предложил ее жениху Григорию Денисову привезти Лилю в прокуратуру, чтобы она смогла дать точный психологический портрет своего знакомого по имени Женя. По описаниям Тамары и Валентины, Лиля была высокой стройной девушкой, с длинными волосами.
В кабинет же вошла девушка низенькая, коренастая, с короткой стрижкой и заплаканными глазами.
– Вы Мирошкин? – спросила она и сморщилась, словно от боли.
– Ну, я. А вы по какому делу будете, барышня?
– По убийству моей подруги – Наташи Охотниковой.
– Вот как? Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь. Как вас зовут?
– Светлана Борисова.
– Вы можете пролить свет на ее убийство? – спросил он без особого энтузиазма.
– Вы понимаете… Вернее, нет, не так… – Она схватилась за голову. – Не знаю даже, как объяснить, чтобы вы поняли. Она хотела этого, вот.
– Чего? Чтобы ее изнасиловали или убили?
– Думаю, что вы ничего не знаете о Наташе… Я постараюсь объяснить просто. Она была не такая, как все. После того как погиб ее сын, она стала искать в жизни удовольствия… Много удовольствий. У нее были деньги, и она просто погрузилась в удовольствия. Тратила деньги, ублажала себя всеми известными способами. А я нужна была ей для того, чтобы наблюдать за ней, понимаете? Ей нужен был зритель и слушатель. Совершенно нейтральное лицо, неопасное и любящее ее. Я ее любила. Как человека, как несчастного человека, которому был нужен друг. Я помогала ей во всем. Окружила ее заботой, пыталась понять ее, разобраться в ее чувствах. Я жила исключительно ее интересами и знала о ней все. Понятное дело, что она мне давала деньги, я жила за ее счет. К тому же зачастую я пользовалась всеми благами, которыми пользовалась она. Мы с ней постоянно путешествовали. Пожалуй, единственное удовольствие, которого она так и не испытала до конца, был секс. Она не любила мужчин и не понимала, почему женщины сходят с ума от любви. Она любила вкусно покушать, любила дорогие машины, все красивое, драгоценности… Все такое понятное… А еще она поняла для себя, что только в контрасте и можно найти удовольствие…
