– Ладно, ладно… До вечера еще времени черт знает сколько. Мне еще к начальству на ковер идти, «радостную» весть ему сообщать, пока генерал губернатору не доложил… Ну, если уже доложил, меня точно от этого дела отстранят…
– Вот и не буду тебе мешать. Вечером в музее увидимся. Надеюсь, ты догадаешься в штатском прийти?
И я оставила его одного – разбираться со своими служебными проблемами.
ГЛАВА 16
Я направлялась домой, рассчитывая продолжить прерванный звонком Киреева сон, и, проезжая по Столичной мимо угла Пражской, вдруг увидела знакомую дверь с тремя ступеньками перед ней, по которым я поднималась два дня назад в поисках оператора, снимавшего злополучную перестрелку оперативников с гопниками.
Не могу сказать, чтобы я сделала это осознанно, но через пять минут, объехав вокруг квартала, поскольку движение по Пражской одностороннее, я остановила Светкиного «жигуленка» около той же двери. И только уже выключив двигатель, я подумала:
«А зачем? Почему я здесь? Ведь вчера все было ясно окончательно. И сомнений у меня никаких не было. Неужели я так зацепилась за вчерашний секс? Нет. Ничего похожего на физиологический интерес к этому человеку я не ощущаю. В чем же дело? Что меня сюда привело?»
Посидев еще минуты две, я с удивлением поняла, что я хочу извиниться перед Виктором. Я ощущала какую-то вину перед ним. Словно все женщины перед ним в чем-то виноваты. И поскольку я была женщиной, я хотела снять с нас вину перед этим слабым, но почему-то вызывающим во мне страх человеком.
Выйдя из машины и поднявшись по ступенькам, я нажала знакомую красную кнопку.
– Кто? – отозвался лаконично хриплый домофон.
– Я хотела бы увидеть Виктора, – не смогла я придумать ничего более оригинального.
– Он занят. Чего вам от него надо? – «Оля в своем амплуа, – подумала я. – Откуда я знаю, чего мне от него надо?»
– Я недавно купила у него вазу… – сказала я. – И хотела бы взглянуть еще.
Поскольку ответа не последовало, я на всякий случай добавила:
– Деньги у меня с собой.
Вместо ответа щелкнул замок, и я оказалась в знакомом коридоре, все так же заставленном пустыми бутылками и всякой рухлядью. Я уверенно поднялась по лестнице и толкнула дверь. За нею меня ждала женщина с очень худым лицом, острым носом, ввалившимися щеками. Я с трудом узнала в ней Ольгу. В руках у нее была пузатая темная бутылка польской подделки «Наполеона». В любом тарасовском коммерческом ларьке – полтинник штука.
– Ну? – спросила она, покачиваясь и глядя на меня в упор. – Ну?
– Где Виктор? – Я старалась быть вежливой и задавала вопросы равнодушным тоном.
– Тебе зачем?
– Я хочу его увидеть.
– Он тебя уже трахал? – неожиданно спросила меня Ольга. Я улыбнулась.
– Это вопрос принципиальный?
– Для него – да!
Она, приложившись к бутылке, сделала большой глоток коньяка.
– Потому что он всех трахает…
С этой фразой она прислонилась спиной к стене и съехала по ней на пол, глядя перед собой совершенно стеклянными глазами.
Я поняла, что на этом допрос окончен по техническим причинам. В связи с отсутствием допрашиваемого. Она была в полной отключке.
Я отправилась на экскурсию по незнакомой мне квартире. В зале, в котором мы в прошлый раз обсуждали с Виктором покупку видеокассеты, по-прежнему стоял стол с вазами. Я обратила внимание, что среди них, взамен купленной мною «Парижанки», появилась одна новая.
В этом же зале, у окна, был установлен гончарный круг с какой-то заготовкой, плотно накрытой марлей. Я уже хотела снять марлю и поинтересоваться, что находится под ней, но меня остановил голос Виктора:
– Ты и впрямь непредсказуемый человек.
Он стоял в дверях, держа в руках скульпторский нож и порядочный кусок глины, за которым, видимо, и отлучался ненадолго.
– Вот уж где меньше всего предполагал тебя увидеть, так это у себя в мастерской.
Он бросил глину на пол, подошел ко мне и взял меня за подбородок. Я дернула головой, освобождаясь от его руки. Мне не хотелось бы причинять ему боль, пуская в ход спецприемы, и я старалась контролировать ситуацию, не давая ей доходить до физического столкновения.
Он усмехнулся, глядя мне в глаза, и продолжил спокойным и уверенным тоном:
– Хотя я знал, что увижу тебя еще сегодня.
Я молчала. Мне что-то расхотелось перед ним извиняться.
– Ну раз уж пришла, – сказал он, – познакомлю тебя со своими женщинами… Не возражаешь?
Я пожала плечами. Знакомь.
– С двумя ты, собственно, знакома. «Парижанка» стоит в твоей спальне. Ничего не буду о ней говорить, я ее больше не люблю. Она меня фактически обманула. Я думал, она глубже и содержательней, таинственней. А она оказалась примитивной самкой. Разбирайся теперь с ней сама. Если найдешь на это время…
Он сделал паузу, но поскольку я продолжала молчать, продолжил, кивнув головой на закрытую дверь, ведущую в коридор.
– Та, что сидит там на полу с остановившимся взглядом, это Ольга. С ней ты тоже, можно сказать, знакома. Она грязная и бесформенная тварь, мечтающая перевоплотиться в нечто прекрасное. Но не знающая – как…
Он почему-то захохотал, хотя я не нашла в его словах ничего смешного и только пожала плечами. Честно говоря, мне было жутковато.
Отсмеявшись, он снял со стола три вазы и поставил их отдельно, так, что каждая оказалась уже стоящей сама по себе и никак не связанной с остальными.
Он указал на одну из них, ту, которую сегодня я видела впервые, поскольку в прошлый мой визит ее еще не существовало.
– Это – «Серебряное горло». Я ее закончил всего два дня назад. Когда звонил тебе. В ту ночь. Она не развратница. Она глубже самого разврата. Она очень глубока. Она порочна. Порок течет по ее жилам вместо крови. Порок дает ей энергию жизни. Она вампирша. Она продает свой порок, обменивает его на энергию существования. Доверься ей, и она наградит тебя своим пороком, и ты не заметишь, как твоя жизнь сократится вдвое. А ее вдвое увеличится. А вот это – первые две. Собственно, первая – вот эта…
Он указал на вазу странной формы, как бы всасывающей в себя окружающее пространство. Я не могу объяснить, как создавался этот эффект, но к ней боязно было поднести руку – рука сама тянулась в широкое, слишком широко разверстое горло вазы.
– Ее зовут «Лора». Она хищница. Она всасывает в себя все, особенно – мужчин. Я с большим трудом приручил ее. Меня она теперь не трогает. Боится. Но не советую подносить руку к горлышку… Все может быть.
Он и сам не трогал верх вазы, гладя ее по бокам у основания, лишь иногда пронося осторожно руку мимо ее горла, словно мимо застывшей в боевой стойке головы кобры, готовой кинуться.
