– Ну вот вы, глядя на нее, подумаете, что это такая стерва? – она гневно ткнула пальцем в девушку. – Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся.
– А кто фотографировал? – спросила я.
– Да Аглая. А на другой такой же фотографии она сама, а снимала уже я, – объяснила Анна Ильинична.
– Так это вы к Наде скандалить ходили? – спросила я, хотя уже давно об этом догадалась – описание Артема было очень точным.
– Я! Кто ж еще? Нет, ну это надо же было Валентине такое удумать – все Надьке завещать! – возмущалась она. – И квартиру, и мебель, и сбережения! А Вадим? Сына родного без копейки оставила! Еще когда Валя Надьку здесь прописала, я ей говорила, что глупость она делает. А она мне: мол, девочка приезжая, ей жить негде. Правда, ухаживала Надька за ней, как за родной матерью, все «мама Валя» да «мама Валя»! Тут я ничего плохого сказать не могу! Валентина прямо расцвела при ней, ухоженная такая, довольная. Да она же дрянь эту даже доченькой называла!
– А что, Аглая хуже смотрела за Валентиной Дмитриевной? – удивилась я. – Вы же сами ее хвалили.
– И сейчас хвалю! Аглая за Валей тоже хорошо смотрела! – стояла на своем Анна Ильинична. – Только, я думаю, здесь все дело в уколах, капельницах и всем таком. Надька ведь и в больницу с ней ложилась, чтобы и там ухаживать, горшки таскать. Да и здесь тоже старалась. Бывало, как слышу грохот по лестнице, значит, Надька коляску инвалидную тащит. Правда, потом она уже вдвоем с Аглаей ее несла – тяжело же одной. Ну а за ними Генка с Валентиной на руках – значит, гулять идут.
– А Геннадий – это кто? – спросила я, хотя уже поняла, что это был Трифонов.
– Да вот же он! – Анна Ильинична ткнула в мужчину на фотографии. – Водитель Вадика. Крепкий такой мужик! Седой уже, но видно, что еще в силах. Я уж попыталась с ним, а он вежливо так, но в сторону! У него с Аглаей шуры-муры были! Свечку не держала, но точно были! Нутром чую! – выразительно сказала она, и в ее голосе послышалась неприкрытая обида.
– Значит, он ее на руках носил? – переспросила я, вспомнив историю увольнения Трифонова, а заодно решив не акцентировать внимание на безуспешности попыток моей собеседницы устроить свою личную жизнь – это могло далеко увести ее от темы нашего разговора, да и времени мне было жалко, поджимало оно, время-то!
– Носил, – подтвердила Анна Ильинична. – Мужик-то подневольный. Ему Вадим приказал, вот он и таскал. А Валька-то к тому времени от гормонов уже стала поперек себя шире. Если бы она могла нормально двигаться хоть по квартире, а то все больше сидела или лежала, вот и разнесло. Кто же такую тушу, прости меня господи, поднимет? – Она опять перекрестилась, и ее показная набожность начала меня уже тихонько раздражать. – Вот он и надорвался, – продолжила она. – Помню, как сейчас – я в окно видела, – Надька и Аглая с коляской вышли, а Генки все нет. А потом он с Валей на руках вышел! А сам белее мела! И нет ведь, чтобы Валю на землю поставить или на лестнице там где опустить. Нет! Он с ней умудрился на улицу выйти, до лавки дойти и только там рухнуть, причем она у него на коленях оказалась. Я, конечно, выскочила. А Надя-то перепугалась и кричит, чтобы я «Скорую» вызывала, что Геннадию с сердцем плохо – ну она врач, ей виднее. И «Скорая», и Вадим одновременно приехали. Генку увезли, а мать Вадим сам наверх отнес.
– А Геннадий, как из больницы выписался, уволился, – сообщила я ей.
– И правильно сделал! – поддержала она Трифонова. – Да нет таких денег, чтобы за них жизнью и здоровьем рисковать!
– Вот и он так сказал, – подтвердила я.
– А через несколько дней смотрю, – продолжила Анна Ильинична, – опять-таки «Скорая», но частная. Вынесли Валю на носилках, а за ней Надька с сумками. Ну, думаю, опять в больницу. А их месяц нет, два, три… Я уже волноваться начала! Только, думаю, Вадим-то мне обязательно позвонил бы, если бы с Валей что случилось. А через полгода гляжу – мебель их выносят! Мне ли ее не знать? Ну я, конечно, кинулась, говорю, вы чего своевольничаете? А рабочие мне отвечают, мол, на новую квартиру перевозят. Ну я на всякий случай милицию и вызвала! Только потом мне Вадим позвонил и предупредил, что действительно эту квартиру продал, а новую купил на первом этаже для материного удобства. А потом Валентина сама мне позвонила и в гости пригласила.
– Вы с внуком поехали? – спросила я.
– А куда я этого паршивца дену? – обреченно вздохнула она. – С ним! Только он, паразит, нам в тот раз и поговорить толком не дал, все три комнаты облазил и все, что можно, с места свернул. Надька убирать за ним замучилась, а Валя-то, святая душа, только улыбалась и говорила, какое это счастье – внуки. Она же ведь свою-то, так сказать, внучку, – ерническим тоном произнесла Анна Ильинична, – и в глаза ни разу не видела. Добрый она человек была, а вот Лариску с дочкой видеть отказалась.
– Да они, я думаю, с ней знакомиться и не собирались, – заметила я.
– Щас! – воскликнула Анна Ильинична, и даже руки в бока уперла. – Да Лорка к ней вскоре после свадьбы не раз приходила! Только мать Валентины ее и на порог не пустила.
– Вот это наглость! – не удержалась я и подумала, что Лорка, наверное, надеялась с помощью свекрови склонить Вадима к полноценной супружеской жизни.
– И я так же сказала! Только покрепче! – солидарно и многозначительно покивала мне она. – Я, как услышала от Вали, что эта шалава сюда приезжать повадилась, так подкараулила ее – мне же из окна все видно, на подъезд ведь выходит, – объяснила она, – так встретила эту паскуду на лестнице и так отчихвостила, что бежала она от меня, как от чумы, и больше не появлялась!
– И правильно сделали! – поддержала ее я, а потом напомнила: – Анна Ильинична, вы говорили, что в гости к Валентине Дмитриевне с Артемом приезжали.
– Да! Так вот, мне еще тогда Надьку, эту змеюку подколодную, жалко стало, – с того самого места, где отвлеклась, продолжила она. – Как, думаю, она там все убирать одна будет? Три огромные комнаты, да еще кухня с душевой кабиной такой большущей – Аглая-то от них ушла. Как в больницу на полгода они уехали, так и ушла! Может, из-за Генки, а, может, еще почему, не знаю.
– И часто вы к Валентине Дмитриевне ходили? – спросила я.
– Да куда там! – махнула рукой она. – Через весь город переться, да еще с Темкой! Раз пять всего и была. Мы с ней больше по телефону, причем она мне сама звонила – у меня-то повременка, не больно поговоришь. Тосковала она по нашему дому! Правду говорят, что нельзя старикам с насиженного места уезжать. А с другой стороны, здесь четвертый этаж, а там – первый. Любила Валя по набережной ездить, воздухом дышать. Эх, рано она ушла, рано! – и она опять перекрестилась.
– Мне сказали, что ее здесь хоронили, – заметила я.
– Отсюда! – подтвердила Анна Ильинична. – Вадим мне позвонил и сказал, что мама умерла, ну а я всем остальным. Так что мы всем двором ее в последний путь и проводили! И Николай приехал, и Геннадий, а вот Аглая нет! Видать, крепко она обиделась за что-то на Валю и Вадима, а может, тут и Надька какую роль сыграла? Может, говорила Валя Надьке, что хочет ей все завещать, вот она соперницу и выжила – а ну как Аглае тоже что-нибудь досталось бы? А во дворе тут и на кладбище Надька, притворщица, прямо рыданиями исходила! Это ж надо – артистка какая! А Вадим, тот прямо почернел! Прямо лица на нем не было! Николай все его утешал и говорил, что тот к нему может в любую минуту обращаться за любой помощью, – вспоминала она.
