…Чтобы не привлекать ненужного внимания, «пепелац» припарковали метрах в трехстах от храма-погорельца. Мешечко, Хворонин и два бойца из группы захвата, все одетые по граждани, выдвинулись «брать языка», а «гоблины», воспользовавшись паузой, решили устроить легкий ланч, он же перекус, на природе. Молоко, сок, булочки и бутерброды любезно предоставили женатики Вучетич и Афанасьев. Со стороны дамы в общий котел было добавлено большое зеленое яблоко нового урожая.
Пока перекусывали, как водится, травили байки. Непосредственная близость к кладбищу предсказуемо навеяло чернушную тематику. И сейчас мужчины, вспоминая детство, взахлеб и наперебой цитировали культовые четверостишия. В основном из печальной жизни «маленького мальчика». К слову сказать, четверостишия то были весьма и весьма жизнестойкие. По крайней мере Ольга с немалым удивлением обнаружила, что большинство из цитируемых стишков уже давно обосновалось в репертуаре Дениса Прилепина. И откуда что берется?
— …Ну, если из серии про маленького мальчика, я еще такой стих знаю, — утер слезу от последнего опуса Афанасьев и зачел распевно: «Маленький мальчик с поломанной ножкой / черпал супец деревянною ложкой. / Ласково мама смотрела на сына — / скоро подохнет хромая скотина…»
— О, а я еще один вспомнил! — затараторил, отсмеявшись, Вучетич. Слушайте, как раз в тему, к пожару: «Всю ночь гуляли партизаны, / Из окон валит черный дым. / Полнее наливай стаканы! / Сгорел предатель Никодим!»
Мужчины ржали как умалишенные, и Ольга глянула на них с легкой укоризной:
— Просто какой-то «детский сад — штаны на лямках!». И этим людям доверяют жизни ценных свидетелей!
— О, кстати за «доверие»! Сергеич, а ты в курсе, что, согласно последним статистическим данным, 99 % россиян не доверят нашему президенту… свои сексуальные фантазии?
И снова началась подлинная истерика. Которая была прервана резким окликом Прилепиной:
— А ну ша, народ! Смотрите!
— Кажись, наши, — всмотрелся Виталий. — За кем это они? Упустили, что ли, молдаванина?
— Похоже, не за кем-то, а без кого-то, — оценив издали обстановку, предложил свою версию Афанасьев. Он убрал с коленей пакетик с едой, отряхнул брюки от крошек. — Пойду-ка я занимать свое место в партере. Ибо терзают меня смутные сомнения…
— Знаешь, Сергеич, похоже, я начинаю испытывать схожие чувства.
Афанасьев полез в машину, а Ольга с Виталием начали скоренько сворачивать «завтрак на траве».
— Сергеич, заводи пепелац! — еще издали закричал Мешечко. — Едем! И едем очень быстро!
Через полминуты смешанная группа захвата набилась в салон, и маршрутка, развернувшись, дала газу.
— Что случилось?
— Разминулись с клиентом часа на полтора, — отдышавшись, стал объяснять Мешечко. — По словам врио прораба, с самого утра Лотяну объявился на работе и продемонстрировал телеграмму. О том, что скоропостижно скончался его дядя Ионеску из Кишинева. Попросил неделю за свой счет и сразу укатил. Поезд отходит с Витебского через тридцать пять минут. Сергеич, как мыслишь, успеем?
— Должны успеть.
— Нужно успеть, дорогой! Очень нужно! — Андрей молитвенно сложил руки на груди. — Да, народ, а знаете какой там прикол? Наташка по нашей просьбе уже пробила по базе «Экспресс» и выяснила, что билет на поезд Лотяну приобрел еще позавчера. То бишь за день до получения телеграммы.
— Тогда одно из двух, — рассудил Вучетич. — Либо Лотяну является инкарнацией Волфа Мессинга, либо…
— Мне почему-то кажется, что все-таки второе.
— Согласен.
— Это я виноват, — виновато подал голос Хворонин и по-детски шмыгнул носом. — Вчера, уходя с работы, я поручил дежурному пробить Лотяну по учетам. По всем без исключения. Но вот именно по билетной базе он почему-то не посмотрел. А ведь сотрудник с опытом!
— Не кори себя, дружище! — хохотнул Виталий. — Практика показывает, что опыт всего лишь превращает дурака… в опытного дурака…
Санкт-Петербург,
14 августа 2009 года,
пятница, 10:19 мск
На вокзал они прилетели за шесть минут до отхода поезда. Хворонин спустил с поводка бойцов, и те, взяв след, ломанулись, расшвыривая по сторонам всех встречных и поперечных. К слову, и сам молодой следак проявил недюжинную резвость: похоже, ногами он пока работал гораздо эффективнее, чем головой. Что само по себе — тоже хлеб.
Сергеич остался сторожить «маршрутку», а вот троица «гоблинов», любопытствуя, прошла в здание вокзала и, поднявшись на второй этаж, притормозила у платформы.
— Андрей, может, мне тоже за ними подорваться? Подмогнуть чем? — спросил Вучетич, отчего-то более других переживавший за благополучный исход дела. — Времени совсем почти не осталось.
Мешечко равнодушно погасил его порыв:
— Брось, еще целых четыре минуты, успеют… Мы и так практически упаковали им клиента в тарелочку с голубой каемочкой. Так хотя бы задержание они способны провести без нас? Логично?
— В принципе — да.
— Тогда сгоняй-ка ты лучше за мороженым. А мы тебя здесь подождем.
Виталий направился в сторону киосков, а Мешечко с Прилепиной встали под большим электронным табло расписания. Встали так, чтобы на всякий случай держать в поле зрения перрон с раскачегаренным кишиневским поездом.
— Знаешь, Ольга, тогда, на Анюткином банкете, — без каких-либо прелюдий вдруг начал Мешок, — и после, в Кронштадте, я собирался, но так и не успел тебе сказать.
— А ты уверен, что хочешь это сказать теперь?
— Да, вполне.
— По-моему, ты выбрал для этого не самые лучшие место и время.
— Плевать! — Переполняемый чувствами Мешечко взглянул на свою спутницу и, собравшись духом, выпалил: — Когда мы подорвались на вокзал, Виталя, сам того не осознавая, озвучил очень правильную мысль. Про опыт и опытного дурака. Так вот, Ольга, как опытнейший дурак, я хочу тебе сказать, что…
— Андрей! — ласково перебила его Прилепина и приложила указательный палец к губам. — Тсс! Нас окружают!
Мешечко посмотрел на нее непонимающе:
— Кто окружает?
— С востока на нас надвигается Вучетич с мороженым. А с юга — молдавский гастарбайтер Лотяну в сопровождении сотрудников Следственного управления.
Андрей обернулся. И первое, что бросилось ему в глаза, была не страдальческая, сгорбленная фигура молдаванина, которого волокли под локотки два дюжих бойца, а торжествующая, сияющая как начищенный медный таз физиономия молодого следователя Хворонина. Только что проведшего первое в своей жизни «настоящее» задержание особо опасного, как ему хотелось верить, преступника…
* * *
Сегодня, в день своего рождения, Маша Цыганкова сперва безответственно проспала, а потом еще и часа полтора прокопалась-провозилась: сначала в душе, а затем перед зеркалом. Так что к редакции она подъехала лишь в половине двенадцатого. Но достигнутый результат того стоил. По замыслу автора, он должен был превзойти самые смелые ожидания визитеров-поздравителей. А среди таковых, в силу специфики работы Цыганковой, преобладали особи мужского пола. И им сегодня таки было на что посмотреть.
