– Но…
– Пункт номер два. Его поведение с девушкой также было
поведением другого человека. Это не Сессл познакомился в кино с Дорис Эванс и
убедил ее приехать в Саннингдейл, а человек, именовавший себя Сесслом. Вспомни,
Дорис арестовали только через две недели. Она никогда не видела труп. В
противном случае она бы всех ошеломила, заявив, что это вовсе не тот человек,
который пришел с ней на поле для гольфа и вел безумные речи о самоубийстве.
План был тщательно обдуман. Девушку пригласили на среду, когда дом Сессла
должен был пустовать, а шляпная булавка должна была указывать на то, что
преступление совершено женщиной. Убийца встречает девушку, приводит ее в
бунгало, угощает ужином, затем ведет на поле для гольфа и, добравшись до места
преступления, размахивает револьвером и пугает ее до смерти. Когда она убегает,
ему остается только вытащить труп и оставить его лежащим на метке. Потом он
бросает револьвер в кусты, связывает в узел женские кофту и юбку и, теперь я
перехожу к догадкам, идет в Уокинг, находящийся всего в шести или семи милях,
откуда возвращается в Лондон.
– Подожди минутку, – остановила его Таппенс. – Ты не
объяснил одну вещь. Как быть с Холлеби?
– С Холлеби?
– Да. Признаю, что двое игроков сзади не могли видеть, Сессл
это или нет. Но ты не убедишь меня, что человек, игравший с ним, был до такой
степени загипнотизирован голубым пиджаком, что ни разу не взглянул на его лицо.
– В том-то вся и суть, старушка! – воскликнул Томми. –
Холлеби все отлично знал. Я принимаю твою теорию, что подлинными растратчиками
были он и его сын. Убийца должен быть человеком, хорошо знавшим Сессла, в
частности, знавшим, что его жены и слуг не будет дома в среду, и имеющим
возможность сделать слепок ключа от его бунгало. Думаю, Холлеби-младший
соответствует этим требованиям. Он примерно того же возраста и роста, что и
Сессл, и оба были гладко выбриты. Возможно, Дорис Эванс видела в газетах
несколько фотографий убитого, но, как ты только что заметила, на них видно лишь
то, что это мужчина.
– Неужели она никогда не видела Холлеби в суде?
– Сын вообще не фигурировал в деле. Ведь он не мог дать
никаких показаний. Место свидетеля занимал старший Холлеби с его железным
алиби. Никому и в голову не пришло спросить, чем в тот вечер занимался его сын.
– Да, все сходится, – признала Таппенс. Помолчав, она
спросила: – Ты собираешься сообщить все это полиции?
– Не знаю, станут ли они слушать.
– Станут, будьте уверены, – неожиданно произнес голос
позади.
Обернувшись, Томми увидел инспектора Мэрриота, сидящего за
соседним столиком. Перед ним лежало яйцо-пашот.
– Часто захожу сюда на ленч, – объяснил инспектор. – Как я
сказал, мы с удовольствием вас выслушаем, фактически я уже выслушал. Должен вам
сообщить, что мы были не вполне удовлетворены этой историей с компанией
«Поркьюпайн» и подозревали Холлеби, но у нас не было доказательств. Они были
слишком ловкими. Потом произошло убийство, которое, казалось, опровергало все
наши подозрения. Но благодаря вам и вашей жене, сэр, мы устроим молодому
Холлеби очную ставку с Дорис Эванс и посмотрим, узнает ли она его. Думаю, что
узнает. Ваша идея насчет голубого пиджака была весьма изобретательной. Я
позабочусь, чтобы заслуги блистательных сыщиков Бланта были признаны.
– Вы очень славный человек, инспектор, – с благодарностью
промолвила Таппенс.
– Вы бы удивились, узнав, какого мы в Ярде высокого мнения о
вас двоих, – отозвался достойный джентльмен. – Могу я спросить, сэр, что
означает этот кусок бечевки?
– Ничего, – ответил Томми, пряча в карман упомянутый
предмет. – Всего лишь дурная привычка. А что касается молока и ватрушки, то я
на диете. Диспепсия на нервной почве. Бизнесмены всегда ей подвержены.
– Вот как? – Инспектор покачал головой. – А я подумал, что
вы, возможно, читали… Ладно, это не имеет значения.
Но его глаза смеялись.
Глава 17
Дом затаившейся смерти
– Что… – начала Таппенс и сразу умолкла.
Она только что вошла в личный кабинет мистера Бланта из
смежной комнаты с табличкой «Клерки» и была удивлена, застав своего супруга и
повелителя приложившим глаз к потайному отверстию с видом на приемную.
– Ш-ш! – предупредил ее Томми. – Разве ты не слышала звонок?
Это девушка, и довольно симпатичная, по-моему, она весьма недурна собой. Элберт
сейчас заговаривает ей зубы обычным трепом о моей телефонной беседе со
Скотленд-Ярдом.
– Дай-ка мне взглянуть, – потребовала Таппенс.
Томми неохотно отодвинулся, и Таппенс в свою очередь
приложила глаз к отверстию.
– Действительно недурна, – признала она. – А ее одежда –
последний крик моды.
– Она просто красавица, – не унимался Томми. – Похожа на
девушек, о которых пишет Мейсон
[28]
, – симпатичных, красивых и умных, но отнюдь
не дерзких и не нахальных. Пожалуй, сегодня утром я сделаюсь великим Ано
[29]
.
– Хм, – промолвила Таппенс. – Если существует сыщик, на
которого ты совсем не похож, так это Ано. Разве ты можешь молниеносно
перевоплощаться? Можешь в течение пяти минут стать великим комиком, мальчишкой
из трущоб и серьезным, преисполненным сочувствия другом?
– Знаю, – отмахнулся Томми и резко постучал по столу. – Но
не забывай, Таппенс, что на этом корабле командую я. И сейчас я намерен принять
ее.
Он нажал кнопку на столе. Появился Элберт, введя клиентку.
Девушка нерешительно остановилась в дверях. Томми шагнул
вперед.
– Входите и садитесь, мадемуазель, – вежливо пригласил
Томми.
Таппенс, не сдержавшись, прыснула в кулак, и Томми
повернулся к ней. Его манеры сразу же изменились.
– Вы что-то сказали, мисс Робинсон? – осведомился он
угрожающим тоном. – Нет? Так я и думал.
Томми снова обратился к девушке:
– Обойдемся без лишних формальностей. Просто расскажите мне
все, и мы обсудим, как лучше всего вам помочь.
– Вы очень любезны, – сказала девушка. – Простите, вы
иностранец?
Таппенс снова издала сдавленный звук. Томми свирепо глянул
на нее краем глаза.
– Не совсем, – признался он. – Но в последние годы я много
работал за границей и усвоил методы Сюрте
[30]
.