— Где оно у тебя забилось? В области паха?
— Виталя, юмор — это совсем не твой конёк. Рожденный паять, острить не может… Во, хотя б ты подтверди, Женька! — переключился любвеобильный опер на вернувшегося вместе с Наташей из курилки Крутова. — Правда ведь новенькая — баба на пять баллов?
— Я бы не спешил с выводами. Первое впечатление часто бывает обманчивым, — пожал плечами Евгений.
— Да ну вас, блин. Вечно норовят весь кайф обломать… Натах, а тебе она как показалась?
Та в ответ чуть скривилась и, капризно надув губки, удосужила-таки коллегу ответом:
— На мой взгляд, чересчур простовата. Хотя… Трудно было ожидать чего-то иного. Школа, она как казарма, ею тоже за версту разит.
— А причем тут школа?
— Так она в ментовку прямиком из школы подалась, — пояснила Северова, возвращаясь за свой стол и принимаясь за маникюрно-косметические манипуляции. — У этой Прилепиной высокоинтеллектуальный диплом учителя физкультуры. Допускаю, что для карманного отдела это самое то. Но вот чего в ней так вцепился наш Мешок — решительно не понимаю.
— Я завсегда поражаюсь на тебя, Наталья. И откуда ты всегда всё про всех знаешь?
— Здрасьте-приехали!. Через меня ее личное дело проходило. И вообще: у меня работа такая. Всё про вас знать.
— Она замужем? — продолжил зондировать почву Тарас.
— Кто о чем, а вшивый — о бане! — презрительно поморщилась Северова. — Формально — да, замужем. Но на самом деле последние полгода они с мужем живут порознь.
— Нет, я просто фигею! А это-то ты откуда?!
— От верблюда. Но ты ноздри особо не раздувай — там дитёныш восьми лет на руках.
— И что такого? Я люблю детей.
— Он у нас еще и педофил, — хмыкнул из своего угла Вучетич.
— Виталя, лудить твою мать! Ты меня уже достал своими подколочками!
— Мужчины, а вы в курсе, что на самом деле ее вовсе и не Ольгой зовут? — в очередной раз проявила свою глубочайшую осведомленность Наташа.
— Не понял? Это как? — удивился Крутов.
— А так, что по паспорту она — Иоланта Николаевна Прилепина. Ну да, в данном случае я ее очень хорошо понимаю: если бы у меня было такое имя, я бы просто удавилась. Или ушла в монастырь.
— В мужской? — хохотнул Вучетич.
— Очень смешно.
— А по-моему, Наташ, ты просто ревнуешь, — рассудительно заметил Виталий.
— Чего? — возмущённо округлила глаза Северова. Крайне раздосадованная тем, что Вучетич сходу оценил ее состояние и угодил аккурат в самую болевую точку. Действительно, до сегодняшнего появления новенькой, Наташа царствовала в подразделении единолично и безраздельно. Здесь милая и славная девочка Анечка, разумеется, не в счёт. Так как при всей своей очаровательности, в «гоблины» она перешла, уже имея за плечами девять полновесных недель беременности.
— Я говорю: опасаешься появления соперницы на доселе полностью монополизированной тобой территории.
— Дурак ты, Виталя. И не лечишься!
— Есть такое дело. Так ведь мне платное — не по карману, а в госпитале ГУВД — опасаюсь. Но ты не переживай, Наташ! Всё равно ты для нас была и будешь единственной и неповторимой.
— Ну, знаешь ли! — не выдержав, сорвалась Северова.
Что именно должен был знать Вучетич так и осталось загадкой для остальных. Поскольку в следующую секунду загудела-завибрировала тревожная кнопка диспетчерского пульта и на электронной карте города вспыхнула красная точка. Шевченко, будучи сегодня «дежурным по аэродрому», кинулся к пульту и, сверившись с записями, в отчаянии схватился за голову:
— Мать моя женщина! Нет, только не это!
— Что там?
— Опять она! — простонал Тарас. — Старуха! — он рывком пододвинул к себе телефонный аппарат, с остервенением потыкался в кнопки и вслушался. — Ни фига! Не отвечает, старая грымза. То ли у нее телефон не работает, то ли…
— Лучше без «то ли», — заметил Вучетич. — Просто не работает телефон. Может, забыла оплатить и временно отключили?
— Вот съездил бы и проверил. Заодно и телефон починишь.
— А вот хренушки вам! Я в прошлый раз ездил, теперь — Жекина очередь.
— Мужики, я никак не могу! Мне дело по Тюменеву в архив отправлять. Все сроки вышли. И вообще — я по этой старухе не в теме. Это ваша с Тарасом креатура.
— Уж скорее тогда «ебатура», — пробурчал Шевченко.
— А мне надо срочно станцию починить, — ушёл в несознанку Виталий. — Между прочим, для замполича. А за тему ты, Жека, не опасайся — с полтычка врубишься. Похоже, там сосед из нижней квартиры опять учит жену щи варить. Так ты ему пару раз ткни в ухо, он и успокоится.
— И все-таки странно. Сигнал явно из дома, а телефон почему-то молчит. Может, там действительно какая запутка приключилась?
— Да какая на фиг запутка? Бабка, по ходу, развлекается. У меня такое ощущение, что там уже весь двор знает о том, что мы ее обороняем. Вот она и пользует нас в качестве бесплатной юридической консультации и грубой физической силы.
— Она подписку о неразглашении давала? — возмутилась Северова. — Давала! А раз так, привлечь ее к ответственности, и все дела. В миг перестанет названивать.
— Наташа, какая ответственность, побойся бога! Старухе глубоко за семьдесят.
— Да хоть за сто! Заманали меня уже эти потерпевшие!.. Вам-то что, вы съездили и забыли. А мне по каждому вызову отписываться. Отдельную карточку заводить.
— Блии-н, и ведь именно в мое дежурство! — заныл Тарас. — Слушайте, вы давайте, как-то определяйтесь! Если там в натуре что случилось, меня первого взгреют.
— А где у нас молодой? — лениво поинтересовалась Северова. — Самая его работа. Практически пионерская.
— С утра звонил, попросил отгул. Говорит, отравился чем-то. Юный дристун…
Дверь распахнулась так, словно бы её вышибли и в оперскую ворвался Мешок, с близким к очумевшему выражением лица:
— Виталя, давай в машину к шефу. Живо! Едем!
— А что за движуха такая? — подскочил Вучетич.
— Офоршмачились мы, вот что! Айрапетян убит, Ильдар ранен!!!
Последовавшие на это сообщение реакции присутствующих в кабинете были следующими: Северова: «О, Господи!»; Шевченко: «Ни хрена себе, сходили за хлебушком. И ведь именно в мое дежурство!»; Крутов (решительно поднимаясь): «Андрей, я с вами!».
— Нет, у нас больше нет свободных мест, надо ещё замполича по дороге подхватить… Всё, мы уехали, подробности письмом. Жека, Тарас, новенькую, Ольгу, займите чем-нибудь.
Андрей и Виталий выскочили из кабинета.
— Ужас какой! — голос Наташи звучал потрясенно и больше чем, просто испуганно. — Ильдара ранили! А Гриша? Почему он ничего не сказал про Гришу?
