Схватился за вожделенную ручку…
«О, боги! Только не это! Занято!»
Бугаец выскочил в тамбур, залетел в следующий вагон, оказавшийся рестораном, и здесь выстраданная в муках награда, наконец, нашла своего героя.
Дверь ресторанного туалета захлопнулась, и в следующую секунду изнутри раздалось нечто наподобие пушечного выстрела.
После которого последовал сдавленный, но торжествующий выдох…
…Дождавшись когда Нежданова успокоится и немного придет в себя, Ольга поднялась из-за стола, подсела к ней и тихонечко спросила:
— …Скажи, чем я могу тебе помочь?!
Уловив в ее взгляде оттенок невольного сострадания, Юля улыбнулась натужно:
— Ничем. Нет, спасибо тебе, конечно. Но, извини, я уже давно привыкла во всем рассчитывать только на себя. Так оно проще, дешевле и надежнее. И перестань делать такое отчаянно-скорбное выражение лица. Я по жизни и не из таких запуток выпутывалась. Выкручусь и на этот раз.
— Каким образом?
— Уеду отсюда на фиг! Туда, где меня ни одна собака не найдет.
— Домой?
— Издеваешься? — горько рассмеялась Нежданова. — Блин, я ей только что про Фому, а она мне все одно про Ерему талдычит! Домой! Вот там-то меня точно в два счета разыщут. Я собираюсь… — Она понизила голос до заговорщицкого шепота. — Ты только никому, обещаешь?
— Могила!
— Я собираюсь в Латинскую Америку переехать.
Прилепина изумленно округлила глаза:
— Ку-уда?
— В Эквадор. Или в Колумбию. Нет, пожалуй, все-таки лучше в Эквадор. А то я ихнего Чавеса как-то не очень.
— Чавес в Венесуэле, — автоматически поправила Ольга. — Погоди, а это вообще что, реально?
— Конечно! У меня один из бывших хахалей-трахалей так и поступил. На самом деле всё очень просто. Смотри: садишься в машину и едешь в Белоруссию, тем более пограничного контроля у нас с ними нет. Там набиваешься в попутчики к каким-нибудь хохлам — те в Белоруссию часто мотаются, потому как у братьев-славян и шмотки, и продукты дешевле. Короче, попадаешь на Украину. Едешь в Киев. Берешь там билет на самолет до Эквадора с транзитной посадкой в Амстердаме — и всё. Дело в шляпе. Вернее, в сомбреро… А выправить у них вполне легальный местный паспорт можно всего за пару штук баксов.
— Надо же! Никогда бы не подумала, что и в самом деле так просто. Да, но что ты там будешь делать? Кем работать?
Нежданова презрительно фыркнула:
— А я не собираюсь работать. Я собираюсь прожигать жизнь. Именно поэтому, в конечном итоге, и дала согласие на эти идиотские показания против Литвы.
— В каком смысле?
— Перед началом судебных слушаний я соскакиваю с подписки о невыезде, так как это заранее оговоренная часть моей сделки со следствием. Так?
— Допустим.
— Потом я тарабаню свою речь, которую они мне в данный момент пишут, и покидаю зал суда. Под вашей, заметь, охраной! Вы везете меня куда подальше, высаживаете, и мы, к взаимному удовольствию сторон, расстаемся. Я забираю металлический ящик с семьюстами тысячами евро, перевожу кэш в безнал, распыляю его по счетам (это можно сделать уже на Украине) и лечу за океан. — Юля торжествующе глянула на Прилепину. — Ну? Как тебе мой планчик?
— По-моему, превосходный! Честное слово.
— Тогда я предлагаю сейчас допить эти жалкие остатки жалкого пойла за то, чтобы этот превосходный планчик осуществился!
— Принимается!
Выцедив из коробки последние капли, девушки шутливо чокнулись. Именно в этот самый момент вагон ощутимо качнуло, и Юля неосторожно выплеснула красное вино на светлую прилепинскую футболку. И не то беда, что пятно получилось слишком бросающимся в глаза. А то, что переодеться вынужденным беглянкам было сейчас решительно не во что: налегке уходили.
— Ой, что я наделала! Прости, пожалуйста!
— Фигня. Худо только, что надеть больше нечего.
Нежданова решительно схватила со стола солонку:
— Надо срочно посыпать это дело солью и через минуту хорошенько промыть водой. Пошли!
— Куда?
— В туалет! Стираться!..
Ольга и Юля торопливо прошагали в конец вагона. Здесь, в маленьком закутке перед туалетом, неожиданно обнаружилась очередь сразу из двух человек: отца семейства, которого недавно «смущала» Нежданова, и сердитой тетки из местной кухонной обслуги.
— Ой, а вы что, все сюда? А вы нас не пропустите, без очереди? Нам только пятно замочить!
— Лично я никого пропускать не намереваюсь, — авторитетно заявил давешний «смущенный». — Я и так стою здесь уже почти двадцать минут.
— А я пятнадцать! Это просто форменное издевательство!
— А может, там никого и нет? Просто закрыто? — предположила Юля и постучалась в дверь. — Эй, есть кто живой?
— За-ня-то!!! — раздался в ответ сдавленный, а потому не идентифицируемый голос Бугайца.
— Бесполезно! Я стучал ему уже неоднократно.
— Может, стоит сходить за проводником? Вдруг ему там стало плохо? — выдвинула свою версию работник кухни.
— Ольга, пошли в мой вагон. Так быстрее будет…
Девушки повернули в обратную сторону и через ресторан перешли в седьмой вагон. Примерно через минуту дверь туалета, наконец, открылась, и из нее выполз бледный, смущенный Бугаец. Стараясь не смотреть в глаза очереди, он буркнул «Прошу прощения!» и быстренько шмыгнул в тамбур.
Отец семейства сунулся было в туалет, но тут ноздри его неприятно затрепетали, он поморщился и «галантно» обратился к томящейся «кухарке»:
— Если хотите, я могу вас пропустить! Не стесняйтесь, проходите, пожалуйста…
Санкт-Петербург,
19 сентября 2009 года,
суббота, 12:15 мск
Поезд «Мурманск — Санкт-Петербург» прибыл на Ладожский вокзал строго по расписанию. За что ему, собственно, большое человеческое спасибо. Измученные тридцатичасовым сидением в тесной клетушке купе Зеча с Бугайцом, теряя последние остатки терпения, ждали, когда все пассажиры восьмого вагона выгрузятся и проводник-перестраховщик, наконец, выпустит их на воздух и свободу.
Только к утру в кишках «любителя домашней выпечки» улеглись-утряслись бурление, рези и боли, и доселе потенциальный клиент боткинских бараков
[19]
с облегчением осознал, что на этот раз, похоже, обошлось. Без «ботулизма». Более того, сейчас Бугай выглядел бодрячком настолько, что, переместившись к окошку, не просто разглядывал снующих по перрону красивых (и не очень) девушек, но даже находил в себе задор и силы на то, чтобы с ходу отпускать в их адрес меткие комментарии. Короче, оживал.
