— Какие такие программы? — не поняла Надежда Прохоровна.
— Обыкновенные! Кто-то внедрился в систему видеоконтроля за моим домом — оказалось, я сама нахожусь под контролем собственных видеокамер. Слышали о таком фокусе?
— Что-то краем уха по телевизору.
— А я всем ухом соприкоснулась. В виде телефона. В мой мобильник загнали определенный вирус, и телефон стал передатчиком.
Представляете? Достаточно войти в него через любой компьютер, и нате вам — Генриетта Константиновна во всей красе. Что делает, с кем разговаривает, куда отправилась. Ноутбук стал видеокамерой. Домашние камеры наблюдения отправляли информацию куда-то по первому требованию… Думаете, моя электронная фобия образовалась на пустом месте, да? Я долгое время жила под наблюдением собственных приборов, Надежда Прохоровна. Каждый шаг, каждое слово… — Разольская обреченно махнула рукой.
— А как узнала?
— Случайно. Встречалась дома с… одним человеком, а об этом стало известно. Пригласила домой технарей из частного агентства, те проверили дом, аппаратуру и объявили — везде сплошные вирусы, за вами наблюдают. После этого я практически не пользуюсь сотовыми телефонами, везде таскаю с собой «глушилку», предпочитаю не попадаться под объективы камер наблюдения. Везде — шпионы.
Надежда Прохоровна сочувственно крякнула — есть тут от чего сбрендить. Собственный мобильник на врагов работает.
— Узнала, кто эту пакость подстроил?
— Нет. Отследить принимающий компьютер не удалось.
— Серьезно за тебя взялись… Технично.
А, отмахнулась Генриетта, ничего особенно сложного в этом фокусе нет. Подобные программы в Интернете за копейки продают. С подробными объяснениями, так что справится с задачей любой мало-мальски уверенный пользователь.
Баба Надя раздумчиво покрутила головой. Обругать Генриетту ей больше не хотелось: она имела право обидеться на окружение. Имела повод ненавидеть Аделаиду… Имела основание поменять отношение к «хорошему мальчику» Богдану Кожевникову… Теперь тот становился одним из главных подозреваемых. Женился на владелице доли предприятия, сам надеялся существенный процент оттяпать… Солидный куш. За такой на убийство отважиться можно.
Но если подумать, вокруг циркачки и без Богдана заинтересованных лиц хватает. Пожалуй, следует продолжить расспросы, не останавливаться на самых явных подозреваемых: «подлейшей» Аделаиде и ее новоиспеченном супруге.
— И кому ты теперь все наследство собралась отписать? Севе?
— Севе? — недоуменно протянула богачка, словно Надежда Прохоровна про Арно спросила. — Сева — бестолочь! Милая, бесхребетная бестолочь. Его потолок — собаку выгулять.
— И то… — Усмехнулась. — Вот вы. Надежда Прохоровна, думаете, где сейчас Сева?
— С Арно гуляет.
— Как же. Он выкинул собачку на пару минуток на мороз, потом забрал обратно и сидит в каком-нибудь местном аналоге кафетерия с Арно под мышкой — чаи с малиной гоняет. Вернется — будет изображать, как сильно застудился, мои распоряжения выполняя. — Разольская снова фыркнула. — Я все его хитрости насквозь вижу.
— А зачем тогда возле себя держишь?
Генриетта потеребила мочку уха, наклонила голову…
— Всеволод сын нашей соседки по бывшей квартире в Текстильщиках. Тамарочка оперная певица, батюшка Севы отличным отоларингологом был… Мы немного дружили, хотя, признаюсь, Андрюша Всеволода на дух не выносил. Считал манерным, женственным, не мужиком, одним словом.
Когда отец Севы умер, семья осталась почти без средств — я взяла мальчика к себе секретарем. Надо же как-то поддержать сына старинных приятелей.
— Так он же разгильдяй! Даже собаку толком выгулять не может.
— Ну и что? Зато предан. Я его насквозь вижу, все его хитрости безвредны, больше от лени идут, чем от коварства… Он меня устраивает. Кто-то должен быть рядом с немолодой женщиной. Так пусть это будет безвредный бестолковый Сева, чем умный компаньон с хорошими задатками. Понимаете?
— Ну… понимаю. Лучше Севу насквозь видеть, чем о чьем-то коварстве беспокоиться.
— В точку. Я, конечно, упомянула Всеволода в обоих вариантах завещания, нищим он не останется, но признаюсь честно — я ему больше выгодна живая. Как отравитель он нам совершенно безынтересен. Даже медицинского института толком закончить не смог. В мозгах одна каша: шмотки-тряпки, рестораны. Да и там иногда морду бьют.
— А кто тогда становится наследником?
— Мои друзья. Те, что сейчас занимаются приютом для бывших цирковых животных.
— А почему так грустно об этом говоришь?
Генриетта Константиновна еще более печально усмехнулась:
— Они не бизнесмены. Они — отличные ребята.
— Боишься — профукают миллионы?
Циркачка ничего не ответила. Безрадостно посмотрела на новую знакомую и ничего объяснять не стала, ведь раньше растолковала: российское законодательство слишком прямолинейно относится к вопросам наследования имущества. Ловушка.
В дверь номера громко постучали, Разольская буркнула: «Как я сегодня популярна, однако» — и пригласила войти.
В гостиную зашла Анюта. В том же самом платье на тоненьких бретельках, но теперь без меховых сапог, в гостиничных тапочках. Платье вольно болталось по плоской, почти мальчишеской груди, пышная грива согревала плечи; девушка сбросила тапки и с ногами забралась в кресло. Уставилась на бабу Надю.
— Познакомься, Анечка, это Надежда Прохоровна. У нас оказались общие знакомые — болтаем.
— Здравствуйте, — смешно наморщив нос, поздоровалась крайне симпатичная невестка покойного Махлакова. (По совместительству — дочь его же вдовы Риммы Игоревны.) И сразу отвернулась к Генриетте. — А наши еще только встают. Вчера полночи в бане просидели, сейчас глаза еле продирают.
— Ты Севу вчера веником отхлестала? — Было заметно, что Разольская с удовольствием общается с непосредственной девушкой. После ее появления мопсовые морщины на лице циркачки разгладились, из глаз исчезла тревога, впрочем, появилась сумасшедшинка.
Невестка Махлакова натянула на лицо смешливую гримаску:
— Отшлепала.
— Визжал?
— Сопротивлялся. Но я сказала, что вы приказали, — смирился.
Надежда Прохоровна с удивлением слушала разговор: вчера, после всего, что произошло на представлении, эти люди еще и в баню отправились?! Вениками «шлепались»?!
Поразительная черствость.
Разольская и младшая Махлакова легко перебрасывались словами, о погибшем вчера Михаиле даже не вспоминали, очевидным признаком произошедшего несчастья было только черное платье на тонких бретельках.
Интересно, в бане хоть кто-то поплакал?..
Но, как оказалось чуть позже, с выводами баба Надя поторопилась. Анюта все чаше и Чаше начала поглядывать на нее с недоумением, и пожилая сыщица наконец-то догадалась: эти люди не хотят обсуждать, свою трагедию при постороннем. Собралась откланяться вежливо — пусть погорюют без лишних глаз, но в комнату, одновременно с легким стуком в дверь, зашел муж Ани Федя Махлаков.
