После него вилла несколько лет стояла пустая, бывшие домики,
скупо меблированные, сдавались на лето приезжим.
– А некоторое время назад, – рассказывал Хейдок, – виллу
купил господин по фамилии Ханн. Он был немец и, если хотите знать мое мнение,
ни много ни мало как германский шпион.
Томми навострил уши.
– Вот это интересно, – произнес он и поставил стакан, из
которого небольшими глотками потягивал херес.
– О, эти ребята работают аккуратно, черт бы их драл, –
продолжал Хейдок. – Я так считаю: они уже тогда готовились к теперешней войне.
Вы посмотрите, какое тут местоположение! Чтобы подавать сигналы на море, лучше
не придумаешь. Внизу бухта, огражденная отвесными утесами, туда может пристать
катер. Полная изоляция благодаря изгибу береговой линии. Нет, нет, не убеждайте
меня, что этот парень Ханн не был германским агентом.
– Ясное дело, был, – кивнул майор Блетчли.
– А что с ним сталось? – спросил Томми.
– А-а, в этом-то и вся штука! – ответил Хейдок. – Ханн
затратил на «Привал контрабандистов» немалые деньги. Начать с того, что пробил
и забетонировал ступени в скале, спуск в бухту, представляете, во сколько это
обошлось? Потом переоборудовал все внутри дома – ванны, канализация, всяческие
современные приспособления. И кому же он поручил эти работы? Думаете, кому-то
из местных? Нет, подрядил как будто бы лондонскую фирму, но во всяком случае,
многие рабочие, которых прислали, были иностранцы. Иные даже вообще не говорили
по-английски. Согласитесь, что это выглядит подозрительно.
– Да, странновато, пожалуй, – подтвердил Томми.
– Я в то время жил по соседству, снимал летний домик, ну и
заинтересовался деятельностью этого малого. Бывал на стройке, наблюдал за
рабочими. И вот что я вам скажу: это им не нравилось, ох, как не нравилось.
Случалось, они мне даже угрожали. С чего бы это, если бы там все было чисто?
Блетчли кивнул в знак согласия.
– Вам бы следовало обратиться к местным властям, – сказал
он.
– Именно так я и поступил, дружище! Без конца обращался в
полицию, жить им спокойно не давал. – Он подлил себе вина. – А что я получил за
свои усилия? Вежливое невнимание. Мы все тогда были слепы и глухи в этой
стране. О новой войне с Германией и речи быть не могло – мирная Европа, у нас с
немцами отношения самые дружественные. Нас, видите ли, связывает естественная
взаимная симпатия. На меня смотрели как на ископаемое, как на помешанного
вояку, на выжившего из ума старого моряка. Бесполезно было доказывать, что
Германия строит лучший в Европе военно-воздушный флот, и вовсе не для того
только, чтобы совершать кругосветные перелеты и устраивать пикники.
Майор Блетчли горячо подхватил:
– Не верили! Болваны! «Мир в наше время», «Политика
умиротворения». Дурацкая болтовня!
Хейдок, весь раскрасневшись, негодовал:
– Поджигатель войны, вот как они меня называли! Из-за таких,
как я, говорили мне, трудно поддерживать мир. Мир! Я-то понимал, что готовят
нам наши друзья-гунны
[42]
. И заметьте, готовят загодя, на многие годы вперед. Я
был убежден, что мистер Ханн затевает что-то недоброе. Не нравились мне его
иностранные рабочие, не нравилось, что он так много денег тратит на этот дом. И
я продолжал протестовать.
– Борец! – похвалил его Блетчли.
– В конце концов, – продолжал капитан-лейтенант, – на мои
слова стали обращать внимание. Сюда был назначен новый начальник полиции,
армейский отставник. У него хватило ума ко мне прислушаться. Его люди занялись
слежкой. И, как вы понимаете, Ханн задал стрекача. В одну прекрасную ночь
снялся с места – и исчез. Полиция с ордером на обыск тут все обшарила. В сейфе,
встроенном в стену в столовой, нашли радиопередатчик и кое-какие изобличающие
документы. А также бензохранилище под гаражом, огромные баки. Я, понятное дело,
торжествовал. В клубе сначала пытались сделать из меня посмешище – у него, мол,
шпиономания. Ну, а после того случая прикусили языки. Беда наша, что мы в этой
стране – все простаки – живем и никого и ничего не подозреваем.
– Это безобразие! Болваны, вот кто мы такие. Болваны! Почему
мы не интернируем беженцев? – Майор Блетчли попытался расширить круг
обсуждаемых вопросов.
– А кончилось тем, – заключил свой рассказ Хейдок, не
позволяя сбить себя с колеи, – что эту недвижимость, когда ее поставили на
продажу, приобрел я. Хотите осмотреть мои владения, Медоуз?
– Спасибо. С удовольствием, – ответил Томми.
Капитан-лейтенант Хейдок водил Томми по своему дому, как
мальчишка, не скрывая распиравшей его гордости. В столовой он распахнул дверцу
сейфа, в котором был найден спрятанный радиопередатчик Ханна. В гараже показал
место под полом, где у того находились бензиновые баки. И наконец, походя
продемонстрировав две великолепные ванные комнаты, скрытое потолочное освещение
и разные кухонные хитрости, повел нового гостя вниз по крутым, вырубленным в
известняке ступеням в небольшую не видную с берега бухточку, по пути не
переставая объяснять, какое это было бы удобное место для высадки противника.
Внизу, почти у самой воды, оказался грот, где, очевидно,
некогда прятались контрабандисты, и здесь Хейдок тоже с увлечением
распространялся о том, как этот грот мог бы быть использован для десанта.
Майор Блетчли с ними не пошел. Он остался сидеть на веранде,
мирно попивая херес. Насколько Томми мог понять, удачная охота на германских
шпионов, принесшая капитан-лейтенанту такие материальные выгоды, служила
излюбленной темой всех его разговоров и знакомые со стажем уже слышали все это
помногу раз.
Действительно, майор Блетчли подтвердил догадку Томми, когда
несколько позже они вдвоем возвращались в «Сан-Суси».
– Славный малый этот Хейдок, – сказал он. – Но все никак не
может успокоиться. Мы тут уже столько раз слышали эту его историю, прямо из
ушей обратно лезет. Уж так он гордится, так бахвалится своими уловками, будто
кошка котятами.
Действительно, похоже. Томми ухмыльнулся в ответ.
Затем разговор перешел на случай из жизни самого майора
Блетчли – как он в тысяча девятьсот двадцать третьем году поймал за руку
нечестного слугу-туземца, и Томми мог свободно предаваться своим мыслям, лишь
изредка отвлекаясь на то, чтобы пробормотать: «Неужели?», «Не может быть!» или
«Надо же, какая удивительная история!» – а майору Блетчли больше ничего и не
требовалось.
