Глава 6
1
Томми с опаской посмотрел на пакет, который вручила ему
Таппенс.
– Это оно и есть?
– Да. Ты поосторожнее, смотри, чтобы на тебя не попало.
Томми потянул носом и заверил жену:
– Да уж приложу все старания. Что это за пакость?
– Асафетида, – ответила Таппенс. – Одна щепоть, и вы будете
недоумевать, как говорится в рекламах, отчего ваш поклонник не оказывает вам
прежних знаков внимания.
– Ну и вонища, – проворчал Томми.
Вскоре после этого произошел ряд событий.
Во-первых, в комнате мистера Медоуза появился запах.
Мистер Медоуз, по натуре не скандалист, заявил об этом
сначала мягко, но затем проявил настойчивость.
Для обсуждения пригласили миссис Перенью. При всей ее
готовности отстаивать свои интересы, она была вынуждена признать, что запах,
безусловно, есть. И весьма неприятный. Может быть, предположила она, газовый
кран протекает?
Томми наклонился к горелке, понюхал и заявил, что, по его
мнению, пахнет не оттуда. Возможно, из-под пола. Он лично полагает, что это
определенно дохлая крыса.
Миссис Перенья слышала, что такие случаи бывают. Но в
«Сан-Суси» крыс, она ручается, нет. Разве что мышка какая-нибудь. Хотя она
лично и мышей никогда не видала.
Мистер Медоуз выразил твердое убеждение, что, судя по
крепости запаха, это по меньшей мере крыса. И еще тверже высказался в том
смысле, что ночевать в этой комнате, пока не будет устранен запах, не намерен.
Он вынужден просить миссис Перенью, чтобы она переместила его на время в другую
комнату.
Миссис Перенья сказала, что, конечно, она как раз и
собиралась ему это предложить. Правда, единственная свободная комната довольно
мала и без вида на море, но если мистер Медоуз согласен...
Мистер Медоуз был согласен. Его единственное желание –
избавиться от вони. Миссис Перенья препроводила его в тесную комнатушку,
оказавшуюся как раз дверь в дверь против комнаты миссис Бленкенсоп. Была
призвана страдающая аденоидами придурковатая служанка Беатриса, которая получила
распоряжение перенести вещи мистера Медоуза. Миссис Перенья сказала, что
немедленно вызовет «человека», чтобы он поднял половицы и отыскал источник
запаха.
Так все устроилось.
2
Вторым событием был приступ «сенной лихорадки» у мистера
Медоуза. Такой диагноз он сам себе поначалу поставил, но позднее вынужден был
признать, что, пожалуй, это все-таки простуда. В носу щекотало, глаза
слезились. А то, что от большого шелкового носового платка, который мистер
Медоуз то и дело подносил к лицу, слегка попахивало сырым луком, никто не
заметил, да и крепкий одеколон, конечно, перебивал любой запах.
В конце концов совсем расчихавшись, мистер Медоуз сдался и
слег в постель.
С утра миссис Бленкенсоп получила письмо от своего сына
Дугласа. Она так обрадовалась и разволновалась, что об этом приятном событии
тут же узнали в «Сан-Суси» абсолютно все. Письмо вообще не подвергалось военной
цензуре, объясняла мать. Его лично привез один из приятелей сына, получивший
отпуск, поэтому милый Дуглас смог, в кои-то веки раз, свободно написать все,
что хотел.
– Вот и видно, – говорила миссис Бленкенсоп, умудренно качая
головой, – как мало мы знаем о том, что творится на самом деле.
После завтрака она поднялась к себе и положила письмо в
лаковую шкатулку. Между листами было насыпано несколько незаметных крупиц
рисовой муки. Запирая шкатулку, миссис Бленкенсоп отпечатала на крышке каждый
палец.
Уходя, она громко кашлянула, и в ответ за дверью напротив
оглушительно, театрально чихнули.
Таппенс усмехнулась и пошла по коридору.
В пансионе все уже знали, что она собирается на целый день в
Лондон – ей надо побывать у своего адвоката и сделать кое-какие покупки.
Постояльцы собрались внизу проводить ее и надавали ей кучу поручений – «если, понятно,
у вас найдется время».
Майор Блетчли держался в стороне, не слушая «дамского
квохтанья». Он сидел, читал газету и отпускал вслух сердитые комментарии:
«Свиньи эти чертовы немцы. На дорогах расстреливают из пулеметов мирных
граждан. Звери. Если бы я был на месте нашего командования...»
Таппенс ушла, так и не дослушав, что бы он сделал, если бы
ему доверили командовать военными действиями. Она заглянула в сад – спросить у
Бетти Спрот, какой подарок привезти ей из Лондона.
Бетти радостно курлыкала, держа в обеих ладошках живую
улитку. На вопрос Таппенс, что ей привезти: кошечку? книжку? цветные мелки для
рисования? – Бетти ответила: «Исовать!» И Таппенс внесла в список цветные
мелки.
Возвращаясь по дорожке на главную аллею, Таппенс неожиданно
натолкнулась на Карла фон Дейнима. Он стоял у стены, кулаки его были судорожно
сжаты. И черты лица, всегда такого невозмутимого, искажало мучительное
волнение.
Таппенс невольно остановилась и спросила:
– У вас что-то случилось?
– Ах да. Случилось. – Голос его звучал неестественно хрипло.
– У вас тут есть поговорка: ни рыба ни мясо, ни курица, ни красная селедка.
Таппенс кивнула.
Карл с горечью пояснил:
– Вот это как раз про меня. Так не может продолжаться,
говорю я! Не может. Лучше положить всему конец.
– В каком смысле?
– Вы отнеслись ко мне по-доброму, – сказал молодой человек.
– Я думаю, вы поймете. Я покинул мою родину из-за беззакония и жестокостей.
Приехал сюда в поисках свободы. Нацистскую Германию я ненавидел. Но, увы, я
все-таки немец. Это невозможно изменить.
Таппенс тихо проговорила:
– Конечно, вы сталкиваетесь с трудностями. Но...
– Не в этом дело! Я немец, говорю вам. В душе. В сердце.
Германия – моя родина. Когда я читаю про бомбардировки немецких городов, про
убитых немецких солдат, про сбитые немецкие аэропланы, мне горько – это ведь
гибнут мои соотечественники. Когда старый майор с пеной у рта вычитывает из
газеты разные пакости, когда он говорит «немецкие свиньи», я... меня душит
гнев, я не могу этого терпеть.
Он тихо повторил в заключение:
– Вот я и думаю, что будет лучше кончить все это. Да,
положить конец.
Таппенс крепко сдавила ему руку выше локтя.
