– Глупости, – убежденно произнесла она. – Совершенно
естественное чувство. Любой на вашем месте испытывал бы то же самое. Вы должны
набраться терпения и сдерживаться.
– Хорошо бы меня интернировали. Было бы много легче.
– Возможно. Но вы тут, как я слышала, делаете полезную
работу. Полезную не только для Англии, но и для человечества в целом. Вы ведь
работаете над проблемой обеззараживания, я правильно поняла?
Лицо Карла чуть-чуть посветлело.
– О да. И уже начал получать хорошие результаты. Очень простая
реакция, не требует сложной технологии, и продукт прост в употреблении.
– Вот видите. Стоит потрудиться. Все, что уменьшает
страдания, стоит труда. Что созидает, а не разрушает. Мы честим противника
дурными словами, но ведь это же естественно. Они нас тоже честят. Сотни таких
майоров Блетчли с пеной у рта. Я, например, тоже ненавижу немцев. Я произношу:
«Немцы», и на меня накатывает волна злобы. Но когда я думаю об отдельных людях
в Германии, о матерях, ждущих вести от сына, о мальчиках, покидающих родной дом
и уходящих на войну, о крестьянах, убирающих урожай, о простых лавочниках и о
некоторых моих славных, добрых знакомых, – тогда у меня возникают совсем другие
чувства. Тогда я понимаю, что они – такие же люди и испытывают такие же
чувства, как и мы. Это главное. А все другое – поверхностное, боевая маска,
которую надевают, когда воюют. Для войны она нужна, может быть, даже
необходима, но она ненадолго.
Таппенс говорила все это, а сама, как раньше Томми, думала о
словах сестры Кэвелл: «Патриотизм – это еще не все. Мне нужно, чтобы в моем
сердце не было ненависти».
Эти слова в устах женщины, которая воистину была настоящей
патриоткой, они с Томми всегда считали высшим проявлением самопожертвования.
Карл фон Дейним наклонился и поцеловал ей руку.
– Спасибо вам за добрые и верные слова. Я наберусь терпения.
«Господи, – думала Таппенс, идя под гору в город. – Как
некстати, что самый симпатичный, на мой взгляд, человек в пансионе «Сан-Суси» –
немец. Из-за этого все наперекосяк».
3
Таппенс была человек исключительно дотошный. Поначалу она на
самом деле не собиралась ехать в Лондон, но потом решила выполнить все, о чем
говорила обитателям пансиона. А то если бы она просто уехала до вечера
куда-нибудь из города, – кто знает, а вдруг бы ее там кто-то заметил, и это
стало бы известно в «Сан-Суси»?
Нет, миссис Бленкенсоп объявила, что едет в Лондон, значит,
так тому и быть.
Она купила обратный билет третьего класса и, отходя от
кассы, столкнулась лицом к лицу с Шейлой.
– О, куда это вы собрались? – спросила девушка. – Я заехала
за посылкой, она у них тут куда-то запропастилась.
Таппенс объяснила ей свои планы.
– А, ну да, – кивнула Шейла. – Вспомнила, вы об этом уже
говорили. Я просто не поняла, что вы едете сегодня. Я выйду с вами на перрон и
посажу вас в поезд.
Шейла была оживленней обычного. Исчезло хмурое, раздраженное
выражение лица. Она вполне весело обсуждала с Таппенс мелочи повседневной жизни
в «Сан-Суси» и оставалась на платформе до самого отхода поезда.
Помахав на прощание в окошко и проводив взглядом ее
удаляющуюся фигурку, Таппенс уселась на свое место в углу и принялась
размышлять. Случайно ли Шейла оказалась на станции именно в это время? Может
быть, миссис Перенье понадобилось удостовериться, что словоохотливая миссис
Бленкенсоп действительно отбыла в Лондон?
Очень даже похоже на то.
4
Совещание между Таппенс и Томми состоялось только на
следующий день. Они условились не предпринимать никаких попыток контакта в
стенах «Сан-Суси».
Миссис Бленкенсоп встретила мистера Медоуза на набережной,
где он неспешно прогуливался, поскольку сенная лихорадка его наконец немного
отпустила. Они сели на одну из скамеек над морем.
– Ну? – спросила Таппенс.
Томми медленно кивнул в ответ. Вид у него был какой-то
огорченный.
– Да, – произнес он. – Результаты получены. Ну и денек у
меня был, надо сказать. С утра до вечера подсматривал в дверную щель. Прямо шею
свело.
– Бог с ней, с твоей шеей, – сказала бесчувственная Таппенс.
– Говори кто.
– Ну, сначала, естественно, зашли горничные убрать в
комнате. Входила миссис Перенья, но в то время там как раз были горничные, она
им задала жару за какие-то провинности. Девочка забежала, Бетти, и вынесла свою
шерстяную собачку.
– Да, да. А еще кто?
– Еще один человек, – со вздохом сказал Томми.
– Кто?
– Карл фон Дейним.
– Вот значит как.
У Таппенс ёкнуло под ложечкой. Стало быть, все-таки...
– Когда? – уточнила она.
– Во время обеда. Он раньше других вышел из столовой,
поднялся к себе, украдкой скользнул через коридор и прямо в твою комнату.
Пробыл там с четверть часа.
Томми замолчал, а потом спросил:
– Так что, надо понимать, вопрос ясен?
Таппенс кивнула. Разумеется, ясен. У Карла фон Дейнима могло
быть только одно дело в комнате миссис Бленкенсоп. Больше ему незачем было
входить и оставаться там целых четверть часа. Его участие в заговоре доказано.
Но какой же он тогда великолепный актер, с горечью думала Таппенс. Он так
искренне говорил с нею накануне утром. А впрочем, что ж. Возможно, он и был
искренен, на свой лад. В умении к месту использовать правду – секрет успешного
обмана. Карл фон Дейним – патриот, вражеский агент, работающий на свою страну.
За это его можно уважать. И за это его надо уничтожить.
– Жаль, – тихо сказала она.
– Мне тоже, – признался Томми. – Он славный малый.
– Мы с тобой могли бы делать то же самое, если бы находились
в Германии, – заметила Таппенс.
Томми кивнул. Она продолжала:
– Теперь мы более или менее знаем, на каком мы свете. Карл
фон Дейним работает совместно с Шейлой и ее матерью. Возможно, миссис Перенья у
них главная. И потом, имеется еще та иностранка, с которой разговаривал Карл.
Она тоже как-то со всем этим связана.
– Что мы предпримем дальше?
– Необходимо найти способ обыскать комнату миссис Переньи.
Там может оказаться какой-то след. И придется последить за ней – куда она
ходит, с кем встречается. Томми, по-моему, надо вызвать Альберта.
