«Изменники всюду», – подумала Таппенс.
– И когда Дебора рассказала мне про вас, я сразу же подумал,
что надо поехать и предупредить вас, чтобы вы успели сочинить какое-нибудь
правдоподобное объяснение. Мне, как вы понимаете, известно, чем вы занимаетесь
и насколько важна ваша работа. Если просочится хоть какая-то информация о том,
кто вы, тогда все пропало. Я подумал, можно представить дело так, будто бы вы
поехали к капитану Бересфорду в Шотландию, или где он там еще окопался. Будто
вы получили разрешение работать с ним вместе.
– Да, пожалуй. Мысль неплохая, – вдумчиво произнесла
Таппенс.
Тони Марсдон забеспокоился:
– Вы ведь не считаете, что я суюсь не в свое дело?
– Нет, что вы. Я вам очень признательна.
Тони сказал, вроде бы совсем не к месту:
– Я... Понимаете, я... Мне очень нравится Дебора.
Таппенс бросила на него иронический взгляд.
Как далек был сейчас от нее этот мир заискивающих молодых
людей, которых Дебора так возмутительно грубо отваживала, и все без толку. Этот
юноша, например, вполне симпатичный.
Но Таппенс тут же отбросила «мысли мирного времени», как она
их называла, и сосредоточилась на настоящем моменте.
Помолчав несколько секунд, она осторожно произнесла:
– Мой муж не в Шотландии.
– Вот как?
– Он здесь вместе со мной. Вернее, был здесь все время. Но
теперь исчез.
– Ух ты! Это плохо. Или я ошибаюсь? Может быть, он вышел на
след?
Таппенс кивнула.
– Я думаю, да. И поэтому не считаю, что его внезапное
исчезновение – дурной знак. Рано или поздно он даст мне знать о себе – условным
способом.
Она хитровато усмехнулась.
Тони смущенно проговорил:
– Вы, конечно, лучше, чем кто-либо, знаете правила игры, но
все-таки будьте осторожны.
Таппенс кивнула.
– Я понимаю, о чем вы. Юные красавицы в книжках легко
попадают в ловушку. Но у нас с Томми свои приемы. Наш девиз: «Пенни за штуку,
два пенса за науку».
– Как, как? – Молодой человек смотрел на нее будто на
сумасшедшую.
– Я должна объяснить, что мое семейное прозвище –
Таппенс
[71]
.
– Ах, вот оно что. – Лицо Тони Марсдона просветлело – Очень
остроумно, ничего не скажешь.
– Я тоже так считаю.
– Не хочу навязываться, но не могу ли я быть чем-нибудь
полезен?
– Пожалуй, – подумав, ответила Таппенс. – Я думаю, что
можете.
Глава 12
1
Протекли тысячелетия беспамятства, и постепенно Томми начал
воспринимать висящий в пространстве огненный шар. В центре огненного шара
располагалось ядро боли. Вселенная стала уменьшаться, огненный шар замедлил
качания – и Томми внезапно понял, что ядро боли – это его голова.
Медленно, постепенно он стал сознавать и другие вещи:
холодные, затекшие руки и ноги, чувство голода и невозможность пошевелить
губами.
Все медленнее и медленнее раскачивался огненный шар... Это
уже была голова Томаса Бересфорда, и она упиралась в твердый пол. Даже очень
твердый, подозрительно похожий на камень.
Да, он лежал на голых каменных плитах, испытывал боль,
острый голод, холод, не мог двигаться, и лежать так было очень неудобно.
Кровати миссис Переньи, правда, не отличались комфортом, но
все-таки не может быть, чтобы...
Ну да, конечно! Хейдок. Радиопередатчик. Немец-официант.
Поворот на аллею «Сан-Суси»...
Кто-то крался за ним по пятам и ударил его по голове. Вот
отчего такая боль.
А он-то вообразил, что сумел ускользнуть! Значит, Хейдок
все-таки оказался не такой уж дурак?
Хейдок? Но Хейдок вернулся в дом и закрыл за собой дверь.
Как он мог раньше Томми спуститься в «Сан-Суси» и поджидать его за воротами?
Нет, это невозможно, Томми бы его заметил.
Тогда слуга? Слуга был послан вперед и сидел в засаде. Но
ведь, проходя через холл, Томми видел Эпплдора в приоткрытую дверь кухни. Или
ему это только померещилось? Может быть, так все и объясняется? Впрочем, сейчас
это все не важно. Сейчас надо выяснить, где он находится.
Глаза Томми, привыкнув к темноте, различили тусклый квадрат
слабого света. Оконце или отдушина. В воздухе чувствовалась пыль и сырость.
По-видимому, он лежит на дне подвала. Ноги и руки у него связаны, и во рту
кляп, примотанный бинтом.
«Похоже, я прочно влип», – подумал Томми.
Он попробовал пошевелиться – безуспешно.
В это время послышалось слабое мерное поскрипывание, и
сзади, у Томми за головой, открылась дверь. Вошел человек с зажженной свечой.
Томми узнал Эпплдора. Тот, установив свечу на полу, удалился и вошел снова – с
подносом, на котором были кувшин с водой, стакан и немного хлеба с сыром.
Наклонившись над Томми, Эпплдор сначала проверил прочность
пут у него на руках и на ногах, а затем взялся за кляп. При этом он ровным
голосом проговорил:
– Я сейчас выну его. Вы сможете есть и пить. Но
предупреждаю, если вы попытаетесь издать хотя бы тихий возглас, я тут же снова
заткну вам рот.
Томми хотел было кивнуть, но не смог и лишь несколько раз
поднял и опустил веки. Эпплдор понял это как знак согласия и стал аккуратно
сматывать бинт.
Освобожденный от кляпа, Томми несколько минут разрабатывал
челюсть. Эпплдор поднес к его губам стакан с водой. Первый глоток получился с
трудом, дальше пошло легче. Напившись, Томми сразу почувствовал себя гораздо лучше.
Медленно ворочая языком, он произнес:
– Совсем другое дело. Я уже не так молод, как в прежние
времена. А теперь поедим, Фриц, – или как вас, Франц?
Тот спокойно ответил:
– Мое имя здесь – Эпплдор.
Он поднес ко рту Томми кусок хлеба с сыром. Томми с
жадностью откусил.
Поев, он выпил еще один стакан воды и спросил:
– Каков будет следующий номер программы?
Вместо ответа Эпплдор снова взялся за кляп. Томми быстро
проговорил:
