Вот если бы Таппенс была экстрасенсом! Тогда бы она могла
что-то почувствовать. Бывало же, что у нее обнаруживалось поразительное
чутье...
Что это за звуки?
Томми напряг слух.
Мужской голос что-то напевает вдалеке.
А Томми тут не в состоянии крикнуть и привлечь внимание.
Пение приблизилось. На редкость фальшиво поет человек. Но,
даже искаженный, мотив все-таки можно узнать. Песенка времен прошлой войны,
теперь ее опять вспомнили:
Ты – моя единственная,
Других для меня нет,
И я твой единственный
На весь белый свет.
Как часто он пел ее в семнадцатом году!
Ну что за певец негодный! Чего он так фальшивит? И вдруг
Томми замер. У него перехватило дыхание. Только один-единственный на свете
человек мог всякий раз именно так не дотягивать именно в этом месте!
«Это Альберт, ей-богу!» – подумал Томми.
Альберт рыщет поблизости от «Привала контрабандистов»!
Альберт в двух шагах от него, а он тут лежит, связанный по рукам и ногам, и не
может издать ни звука...
Стоп! Минуточку. Так ли уж и не может?
Кое-что может, хоть и с заткнутым ртом.
Томми принялся во все горло храпеть. Глаза он закрыл,
прикидываясь крепко спящим на случай, если поинтересуется Эпплдор. И громко,
прерывисто храпел и храпел...
Краткий всхрап, еще один краткий всхрап, еще один –
остановка – и долгий, протяжный раскат, еще один и еще один – остановка – и
снова краткий всхрап и еще один и еще...
2
Таппенс оставила Альберта в большой тревоге. С возрастом он
стал медленнее соображать, но сообразив, твердо стоял на своем. Теперешнее
положение вещей он считал неправильным.
Начать с того, что война – это никуда не годится.
Ох уж эти немцы, думал Альберт огорченно, но без особой
злости. Кричат Гитлеру «Хайль!», маршируют гусиным шагом и расползлись по всему
миру, бомбят, расстреливают мирных жителей из пулеметов и вообще всячески
отравляют людям существование. Их, конечно, надо остановить, тут двух мнений
быть не может – но до сих пор что-то ни у кого не получается.
Или взять миссис Бересфорд – такая прекрасная женщина,
другой ей подобной не сыщешь, а ввязалась в опасное дело, да еще мало ей,
затеяла такое, что еще того опаснее. Как ее остановишь? Ему, Альберту, это не
под силу. Вздумала схватиться с пятой колонной, хотя они, видно по всему,
злодеи без стыда и совести. И среди них есть даже урожденные англичане,
подумать только. Позор!
А шеф, который один умел ее осадить, когда она уж очень
зарвется, куда-то, невесть куда подевался.
Нет, это Альберту совсем не нравилось. Не иначе как и тут
эти немцы подгадили.
Альберт не был склонен к глубокомыслию. Как большинство
англичан, он, проникшись одной какой-то мыслью, упрямо держался ее и копал,
копал, покуда не докапывался так или иначе до сути. Вот и теперь, придя к
выводу, что необходимо отыскать шефа, он принялся за поиски с неотступностью,
характерной разве что для верного пса, разыскивающего хозяина.
Определенного плана действий у него не было. Он просто начал
с того, с чего всегда начинал, когда требовалось отыскать куда-то
запропастившуюся женину сумку или свои очки. А именно, вернулся к тому месту,
где видел потерявшийся предмет последний раз.
В данном случае про Томми было известно, что он ужинал у
капитан-лейтенанта Хейдока в «Привале контрабандистов» и возвратился оттуда:
последний раз его видели входящим в ворота «Сан-Суси». Поэтому Альберт поднялся
в гору до пансиона и постоял минут пять, выжидательно разглядывая ворота, но,
поскольку никакая догадка в голове у него так и не блеснула, он вздохнул и
побрел дальше вверх по косогору к «Привалу контрабандистов».
А раньше на неделе Альберт посетил кинотеатр «Узорный» и
находился под сильным впечатлением от фильма «Странствующий менестрель». Вот
это романтика так романтика! Его поразило сходство сюжета с его собственной
судьбой. Он ведь тоже, как тот верный Блондель в исполнении Ларри Купера,
блуждает в поисках своего плененного господина
[72]
. Как Блондель, он в прежние
времена бился с врагами плечом к плечу с господином. И теперь, когда господина
изменнически предали, кроме него, верного Блонделя, некому его отыскать и
возвратить в любящие объятия королевы Беренгарии.
Альберт вздохнул, вспомнив чувствительную песню «О Ричард,
mon roi
[73]
», которую верный трубадур
[74]
с таким чувством исполнял под стенами
замков. Жаль, что сам Альберт не мастер схватывать мотивы. Сто раз должен
прослушать, пока запомнит. Он сложил губы трубочкой. Что бы такое попробовать
насвистеть? Последнее время в моду опять вошли старые песни.
Ты – моя единственная,
Других для меня нет.
И я твой единственный
На весь белый свет.
Альберт остановился перед белыми воротами «Привала
контрабандистов». Вот сюда зашел шеф, приглашенный к ужину.
Он прошел еще немного вверх по косогору и завернул на голую
вершину холма. Ничего тут нет. Только трава, и пасутся овцы...
Внизу под ним раскрылись белые створки ворот, и на дорогу
выехал автомобиль. За руль сел крупный мужчина в брюках-гольф. Рядом с собой он
положил сумку с клюшками, развернулся и покатил под гору. Это, надо полагать,
сам капитан-лейтенант Хейдок и есть, сказал себе Альберт.
Он снова спустился с холма и стал осматривать «Привал
контрабандистов». Неплохой домик. Хороший сад. Вид на море. Альберт поглядывал
с одобрением, напевая под нос: «Я бы столько тебе сказал...»
Из боковой двери вышел человек с тяпкой и скрылся, нырнув в
калитку. Альберт сразу заинтересовался – он тоже выращивает у себя за домом
настурции и немного салата. Он подошел ближе и проскользнул в открытую калитку.
Да, ухоженный садик, ничего не скажешь. Он не спеша пошел в обход. Несколько ступеней
вели вниз на ровную площадку. Там был разбит огород. В огороде копался тот тип
с тяпкой. Альберт постоял, глядя сверху, что он делает. Потом обернулся
посмотреть на дом. Неплохой домик, еще раз сказал он себе. Для морского офицера
в отставке лучше не придумаешь. Значит, в этом доме вчера ужинал хозяин...
