Вернулась и облепила холодными листами горячие, болезненные пятки.
– Ка-а-айф… – простонал Савельев.
– Еще бы. Давай посидим немного, пусть как следует прилипнут, а потом вот, – достала из кармана чужой женской ветровки чистый носовой платок в кокетливых цветочках. – Разорви на две части, обвяжем пятки, чтоб крепче держалось…
Роман блаженно перебирал в воздухе сохнущими пальцами ног.
– Шоколадку съешь? – все еще стоя перед боксером на коленях, спросила Маша. – Ты у нас главная тягловая и боевая сила, тебя подпитывать надо.
– Да сядь ты, отдохни! Не суетись…
Мария отошла к лежащему невдалеке бревну, уселась, вытянула ноги… Подняла голову вверх: на фоне пыльно-серого, не собирающегося темнеть неба торчали пушистые сосновые барашки. Едва заметные точки звезд презрительно помаргивали свысока…
– Втянул я тебя, да, Маша? – тихо спросил Савельев.
– Ага, счас! – не опуская головы, фыркнула девчонка. – Это еще кто кого втянул!
Диалог Романа и Игната при прощании на берегу повторился практически в точности.
– А как ты догадалась, что с фазенды надо ноги делать? Почему начала меня утаскивать?
– А я не догадалась, – беспечно отозвалась Марья, не став навешивать на себя лишнего геройства. – Я на экране телевизора отражение увидела – Андрюша держит пистолет у спины Игната.
– А почему мне не сказала?!
– Как? – опустив голову, поглядела на «героя боевика» когда-то рыжая кошка.
– Ну-у-у… Нашла бы как! Намекнула!
– Я намекала.
– Конкретней надо было! – совсем разошелся могучий тренер. – Знак какой сделала бы! – и внезапно осекся под чуть насмешливым взглядом: – Прости. Что-то я с больной головы на здоровую…
– Да ладно, – отмахнулась Маша и вновь подняла голову: – Проехали.
– Зря я с предьявами завелся, – разглядывая свои стертые ноги, рассуждал боксер. – Зря. Надо было тебя послушать, уезжать… Вырвались бы сами, Игната вытащили…
– Ты что, Роман? – Марья села прямо и в полном смысле слова вытаращилась на приятеля: – Ты что – в самом деле думаешь, нас отпустили бы?!
– Ну…
– Да ты подумай! Тебя развели, как ребенка!
Редкий тридцатипятилетний мужчина может принять сравнение с ребенком за комплимент. Савельев нахмурился, потянулся за носком…
– Нет, Ром, постой! – Марья подскочила к боксеру, села перед ним на корточки, заглянула в глаза: – Ты в самом деле решил, что Тихон завелся после твоих слов о каком-то проигранном бое?!
– А ты что думаешь?! – резко, зло выбросил Роман.
– Ром, это был спектакль, – тихо проговорила Маша. – Игра. Только непонятно для кого – для нас или для его своры. Тихон всех развел не по-детски.
– О чем ты? – спросил Савельев.
– Ну вот смотри. – Марья поднялась и заходила перед пнем. – Когда мы только приехали, Тихон предложил тебе выпить. Помнишь?
– Ну, – припоминая, нахмурился боксер. – Я еще сказал, что мне за руль…
– Правильно. А он тебе что ответил?
– Сказал… Сказал – посадишь провожатого за руль!
– Правильно! Когда мы только приехали, Тихон собирался нас отпускать! Тем более что ты ему еще по телефону, в Москве, про Захряпина сказал. Напомнил. Но он нас – отпускал!
– Да! Но потом завелся, когда я ему предъяву кинул!
Марья посмотрела на боксера сверху вниз, закусила губу…
– Какую предъяву? Про меня или про какого-то своего Влада и проигранный бой?
– А я откуда знаю?!
В том, как Марья поглядела на сидящего на пеньке Романа, мелькнуло нечто чисто бабье, жалостливое, Савельев хотел было снова потянуться к носку, но остановился, услышав:
– Прости. Прости, Рома, я забыла, что ты ничего не видел.
– В телевизоре?! – яростно уточнил боксер.
– Нет. Помнишь, я в туалет отпрашивалась?
– Ну.
– Так я не совсем туда ходила. Я решила посмотреть, что делается во дворе, чем занимается наш хозяин…
– Зачем?
– Ну чутье у меня, Рома, на неприятности! Когда ствол на чужой балкон перекидывала – тоже чутье сыграло! Понимаешь? Я посмотрела во двор – Захряпин спокойно сидит в машине. Заглянула в кабинет – Тихон разговаривает по телефону. – И добавила, чуть понизив голос: – Игната, Рома, забрали только после того, как Тихон поговорил с кем-то по телефону. Конкретно – после этого. До тех пор его никто не трогал.
– Подожди, подожди…
– Да нечего тут ждать! Шефилов решил нас задержать после того, как ты рассказал ему о моих несчастьях! Он остался в кабинете, с кем-то там поговорил и дал приказ Сергею увести со двора Игната.
– Уверена?
– Почти на сто процентов.
– Ерунда, – после секундного раздумья отмахнулся Савельев, посмотрел на свою ногу, где налипший подорожник остановил кровь. – Я Тихона два-дать лет знаю, о твоих проблемах он услышал только сегодня. От нас.
– Уверен? – вернула вопрос Марья и деловито приступила к оклеиванию ног дополнительными слоями лопухов, жестом велев Роману разодрать платок на две половинки.
– Почти на сто процентов, – усмехнулся тот. – Шеф, конечно, здорово изменился, но так прикидываться…
Руки Марьи замерли, девушка подняла голову:
– Роман, Шефилов деньги зарабатывает тем, что разводит людей на деньги. Ему прикинуться – раз плюнуть! Это – его нынешняя профессия.
– Мария, не путай! Если Тихон собирался нас отпускать, как ты говоришь, – зачем ему представление разыгрывать?! Он не завелся, пока я о Владе Романове не напомнил!
– Снова здорово, – проворчала Марья, обвязала ногу боксера куском платка – его едва хватило, чтобы поверх ступни кончики завязать, – заботливо спросила: – Не мешает? – и взялась за вторую пятку. – Роман, – повязывая, бормотала, – Тихон тоже знает тебя двадцать лет. Я знаю тебя три дня. Но поверь, этих дней хватило, чтобы понять – ты своих на переправе не бросаешь. НИКОГДА.
– А если бы я бросил?! Если бы уехал?!
– Нет. – Марья встала прямо и печально посмотрела на замершего с ботинком в руке настоящего мужчину.
– Тихон не дурак, Маша, – сказал он. – Зачем ему потребовалось разыгрывать такое представление? Схватил бы нас просто, запер в подвале…
– А это, Рома, уже вторая часть вопроса, – соглашаясь, хмуро кивнула Марья. – Для чего, точнее, для кого Шефилов разыграл представление.
Савельев торопливо надевал ботики, Мария глядела на его макушку и мрачно кусала губы: крепенький узелок сверху на ноге будет точечно натирать нежную кожу на лодыжке.
