Надежда Прохоровна недоуменно покрутила головой:
– Надо же. И как пакет с окровавленными тапками милицейская собака не учуяла?..
– А как ты его там учуешь? – шмыгнула красной пуговкой носа повариха. – Пакет был перевязан плотно, в шкафу сплошь химия вонючая с хлоркой. Любая собака расчихается.
– А ты когда нашла?
– Когда, – фыркнула Лидия. – Сразу! Лариска так дом запустила, я, как только вошла, сразу за уборку взялась! Полезла за новой шваброй, глядь – пакет. Развернула, тапка Катина в крови.
– А что ж в милицию не снесла?
Домработница конфузливо поскребла в затылке, скосила рот:
– А оно мне надо? Я, может, и не сразу поняла, что это такое. Подумала – тапки в стирку приготовили.
– Катарина, значит, не в первый раз в этот шкаф грязные тапки убирает? – недоверчиво разглядывая хитрую повариху, спросила Губкина-Мегрэ.
Лидия гневно зыркнула на приставучую старушку, отвернулась к кухонной электроплитке, где под крышкой что-то булькало в кастрюльке, распространяя запах вареного мяса.
– Я, Лида, эти тапки с собой возьму, – сказала баба Надя, вставая с табурета.
– А. – разинула рот обернувшаяся домра – ботница.
– А за попытку шантажа, дорогуша, можно и срок схлопотать.
Глаза поварихи повылазили из орбит, растопыренные пальцы прижались к объемной груди.
– Какой шантаж, Надежда Прохоровна?! Да что я такого сказала?! Что?! Я за одну зарплату два дома убираю.
– Вот и убирай, – назидательно прервала Лиду бабушка Губкина, очень любившая оставлять последнее слово за собой.
Вышла через раскрытую дверь на крыльцо, вдохнул полной грудью напоенный травами воздух. И тут же пристрелялась к окну мансарды, обозревающему уголок плиточного пятачка перед сторожкой.
Если той ночью на этом пятачке мелькнул белый женский силуэт, из окна мансарды было видно. От дома Павла казалось – деревья загораживают крыльцо сторожки, отсюда оказалось – видно.
Эх, все проверять надо, все проверять, вздохнула баба Надя и возвратилась в комнату, где повариха, обдувая кусочек мяса на ложке, пыталась его съесть.
– Лида, – привлекла внимание Надежда Прохоровна.
Мясо шлепнулось обратно в кастрюльку, повариха умело отпрыгнула от горячих брызг.
– Ох, ну и напугали! – возмутилась, обтирая рот ладонью.
– Прости. Ты мне не скажешь, мансарда в Катином доме жилая?
– Как это?
– Ты ее часто убираешь?
– Ну-у-у. когда гости на ночевку будут оставаться – прибираюсь.
– И когда в последний раз ты в той комнате была?
– А чего там делать? – пожала плечами Лидия. – Ее раза два в год только и открывают.
– То есть за последнее время ты ни разу туда не заходила?
– Как же! – фыркнула домработница. – Лариска так дом запустила, я его три дня в порядок.
– Про Ларису я все поняла, – перебила баба Надя. – В той комнате, когда ты вернулась, порядок был? – Помня, что ленивая Катарина – женщина курящая (да вся на нервах небось в то время пребывала), вопрос был далеко не риторическим. Могла Катька в мансарде окурки оставить, могла намусорить.
– В мансарде? – сама себя спросила Лида, нахмурилась. – Не помню. Вроде бы все чисто было. Да! Точно. Я только пылесосом пробежалась и шторы в порядок привела.
– Шторы? – подняла брови Надежда Прохоровна. – Они были в беспорядке?
– Ага. Раздвинуты, – с готовностью подтвердила повариха.
– Так-так, – пробормотала бабушка Губкина. – А ты, Лида, когда тапки нашла, сразу их в другое место перепрятала?
– Сюда принесла, – не стала лукавить повариха, смутилась.
Надежда Прохоровна тягуче посмотрела на неудавшуюся шантажистку и вышла вон. Пожалуй, Катарина сильно удивилась, не найдя под шваброй припрятанные тапки. Пожалуй, даже испугалась.
Вот только непонятно: Катя ли туда обувку положила?
Или. кто?
Уж больно глупо прятать такую улику в своем дому, когда вокруг милиция рыщет, собака бегает.
Да и Лида. В тот же день обратно в дом вернулась.
Неужто Катька не додумалась, что домработница первым же делом за уборку примется – тщание выкажет – и в шкаф за химией полезет? Почему Катарина тапки не перепрятала?!
Загадка.
И эта-то загадка позволяет думать, что не Катя эти тапки в шкаф припрятала, что не была она в саду в ту ночь, не убивала Гену. Она бабенка хоть и ленивая, но далеко не глупая. Как только милиция дома покинула, должна была пакетик с обувью из дома-то убрать. Каждый день на машине в город таскается, там мусорных бачков хватает.
Хмуря упрямый пенсионерский лоб, дошла Надежда Прохоровна до дома Веры.
Разложила на круглом столе под люстрой все свои находки и долго, разглядывая испачканную обувь двух родственниц, испятнанную одежду, сидела в тишине.
Не получался каменный цветок. Не складывалась у нее картинка. Убить Гену мог каждый из ночующих на этой территории. И если следовать логике детективных сериалов, то наиболее вероятным убийцей оставалась Лена. Она наименее подозрительна, только против нее нет никаких улик. Она могла иметь мотив.
Но жизнь не сериал. В жизни Лену ждали испытания, которые намеренно подготовить может только сумасшедший. Если б с Геной что-то не заладилось, ей без всякого убийства легче из дома съехать. Все равно ведь, может быть, придется. И кроме всего прочего, в ее защиту выступает кукла.
У Лены не было причины покушаться на свекровь!
Чтоб впредь побольше думать о связи двух происшествий, Надежда Прохоровна сняла с серванта нарядную Клаву, поставила ее на стол среди вороха разложенных улик. Принесла кулечек с собранными на крыльце бусинами.
Посмотрела на натюрморт и опечалилась невероятно. Улики двух историй не сочетались совершенно! Два главных «сериальных» подозреваемых – Елена и Павел – никак не могли принимать участия в покушении на Веру Анатольевну!
Серафима и Катарина с натяжкой, но могли. Одну постоянно угрожали лишить наследства, вторая жила под страхом разоблачения. (Вопрос вопросов – простил бы Павел жене шашни с братом и смерть отца?)
Но вот испачканная обувь и одежда говорили об обратном: не могла Сима проплакать над отцом, испачкаться в его крови, а потом два часа за компьютером сидеть; не могла Катька «по забывчивости» тапки из шкафа не перепрятать! Глупость это.
А Лена и Паша не могли желать гибели Веры Анатольевны.
Что делать?
Попробовать одну улику из дела исключить, решила Надежда Прохоровна. Нашла в серванте шкатулку с иголками-нитками-пуговицами, нанизала на нить коричневые перламутровые бусины и отправилась на крыльцо производить следственный эксперимент.
