Но стены все-таки были. Там можно было спрятаться от чего-то страшного снаружи. Я хотела найти пристанище в одном из бараков, но все они были переполнены. Люди в них жили какие-то очень недобрые, меня отовсюду прогоняли.
— Иди, иди отсюда! Мест нет! — завидев меня, кричали они. Я просилась войти и плакала, но никто меня не пожалел и не впустил.
Потеряв надежду войти, я прислонилась к наружной стене первого попавшегося барака и закрыла глаза. Хорошо было хотя бы спиной чувствовать какое-то укрытие после долгих блужданий по пустой равнине. И я уснула.
Над моей головой взревел диким голосом кто-то огромный и свирепый. Я в ужасе проснулась. Это уже потом я узнала, что это был не зверь и не демон, а обычный гудок на работу.
Из бараков стали выползать темные дяденьки и тетеньки. Потом появились злобные мужики, по виду начальники. У них в руках были железные дубинки. Они начали кричать и сгонять всех в колонны.
— А ты чего тут расселась?
Я не заметила, как один из начальников вышел на меня из-за барака. Я не успела подняться, а он огрел меня дубинкой по плечу.
— Давай, давай, шевелись!
— Я ведь не здешняя…
— Что-о?! Я те покажу нездешнюю! А ну, давай в колонну! Бы-ы… стр-р-р-о!
Он меня палкой еще и по спине ударил.
Я решила, что надо послушаться и встать в строй. А вообще-то отсюда надо тикать, и как можно скорее. Я сообразила, что попала в какую-то зону или лагерь. Откуда мне известно это слово, я не могла вспомнить, но знала, что в зоне одни люди работают и называются «заключенными», а другие, которые ими командуют, называются «начальниками». Есть еще «охранники» с дубинками. Это неправильное название, ведь они не охраняют заключенных, а стерегут их, чтобы не разбежались. Но я-то все равно убегу…
Я встала в строй, куда мне дубинкой указал охранник. По команде колонна нас двинулась по лагерным переулкам к выходу из города.
Я поняла, что гонят нас на работу, и обрадовалась. Работа — это когда что-то делаешь, что тебе говорят, а потом за это что-нибудь получаешь. Например, еду или одежду. Думать на работе не надо. Думает тот, кто командует. Думать вообще тяжело, от этого у меня болит голова. Но приходится это делать, а то и пропасть можно. Когда думаешь, в голову приходят мысли. От мыслей можно узнать, как сделать, чтобы тебя не били.
Пригнали нас на строительство дороги.
Дорога — это где ходят и ездят. Меня поставили в пару с одной толстой тетенькой и дали носилки. Мы носили каменные плитки. Тетенька на меня ругалась, только я не понимала, за что. Я ведь очень старалась работать хорошо, потому что думала, что мне за это что-нибудь дадут.
А тех, кто ленился, охранники били палками очень больно. У них палки были с крючками, и эти крючки выдирали из людей куски их мяса. Я не хотела такого, и когда близко был какой-нибудь охранник, я говорила тетеньке: «Давай стараться работать хорошо, чтобы нас не били!» А она шла сзади и все время толкала меня в спину носилками.
Она думала, что я такая глупая и не понимаю, что это она толкает меня в спину. А я догадалась. Она была ленивая и злая. Но я все терпела, чтобы охранники думали, что мы хорошие и хорошо работаем.
Еще у нас был перерыв для отдыха, называется «перекур». Почему так, я не знала, потому что никто тут не курил. Курить — это когда изо рта вкусный дым идет.
Мы закончили работу по гудку. Нас построили в колонну и повели в город. Мне очень повезло: меня загнали в барак вместе со всеми. Я села в уголочек, чтобы никому не мешать и чтобы меня опять не выгнали на улицу. Но я все равно мешала, потому что меня толкали и говорили подвинуться. Здесь всегда все всем мешали. Какой-то дядя ходил взад-вперед по бараку и все время наступал мне на ноги. Я их поджала под себя, чтобы не наступал.
Теперь все было почти совсем хорошо.
У меня были постоянная работа и жилье.
Меня тоже били, конечно, но не так часто, как других. Это сначала было очень больно и страшно, когда у тебя вырывают крючком кусочек тела. Потом я увидела, что все снова зарастает, и перестала так бояться. К боли тоже можно привыкнуть.
Я пыталась поговорить с людьми, хотя тут не разговаривали, а только ругались. Но я слушала ругань и думала, и все равно все поняла про наш город.
Правят этим городом и вообще всем этим миром «хозяева». Они не такие как мы, они — другие. Очень страшные. Они появляются иногда над дорогой или над бараками, и тогда все стихает. Люди закрывают голову руками и бросаются на землю. Каждый боится, что это его сегодня схватят. На меня хозяева ни разу не нападали, я всегда хорошо пряталась: я не падала на землю, а становилась лицом к стене и закрывала глаза — вот они меня и не увидели ни разу!
Хозяева очень жадные, они не дают нам ни еды, ни питья, а это очень хорошо, это вкусно — есть и пить. Зато сами хозяева едят.
Едят они нас. Если повезет, то оторвут только кусочек, а не повезет — сожрут без остатка.
Кого едят — те кричат, а остальные стоят вокруг и смотрят: они уже не боятся, ведь обычно за раз съедают только одного барачника.
Кроме хозяев, в город еще гости прилетают. Эти — хорошие. Это такие большие белые птицы, они приносят хлеб и бросают его сверху. Тут все кидаются и начинается свалка. Кому хлеб достался, тот старается его сберечь, чтобы на подольше хватило. Убежит и съест его в сторонке. Хлеб этот, наверно, очень вкусный и полезный: кто его съест, тот потом такой веселый ходит и светлеет всем телом. Другие ему завидуют и ненавидят. А он огрызается и потом опять становится как все.
А дорогу мы строим так. Сначала укладываем плиты в одну сторону, а потом идем на другой конец дороги. Там совсем другая работа, полегче. С того конца мы дорогу разбираем. Разбиваем плиты кувалдами, осколки складываем на носилки и уносим далеко в пустыню. Потом все меняется местами: на этом конце начинают дорогу строить, а на том — разбирать. Это хорошая работа, она никогда не кончится. Без работы скучно.
Во время работы нами командуют старшие душееды. Они такие же, как мы, только темнее и толще. Они потому толстые, что тоже научились нас есть. Хозяева кого-нибудь сгрызут, а объедки оставляют старшим.
Поэтому старшие душееды не боятся, а любят хозяев. Когда хозяева прилетают, они всегда радуются и бегут их встречать. Некоторые старшие со временем так раздуваются и чернеют, что сами становятся похожими на хозяев, а не на людей.
А люди все время ссорятся и дерутся между собой. Иногда они до того разозлятся, что вцепляются зубами друг другу в тело. Некоторые ссорятся нарочно, чтобы оторвать в драке кусочек другого и сожрать его. Со временем такие становятся душеедами, только не старшими, а дикими.
Дикие душееды не работают и не живут в бараках. Они собираются в стаи и рыскают по городу и пустыне. Если встретят одинокую душу — тут же нападут и растерзают.
Вот поэтому надо все время быть со всеми вместе, чтобы не съели.
