— Так ведь бабы всегда до скоромного падки. Поди, приелся ей Кудеяр…
— Ты лучше пей, ешь и поменьше болтай! — рассердился Иван. — Молод ишшо о таких вещах рассуждать.
Ондрюшка покорно кивнул, налил в чарку водки и опрокинул ее в рот одним махом. Крепкая водка вышибла слезу, и Ондрюшка, смахнув ее рукавом, жадно принялся за блины. Он любил сладкое.
А Ворон тем временем думал про Анну. Она и впрямь начала к нему ластиться, но Иван, зная бешеный нрав Кудеяра, не рискнул ответить взаимностью. Отмахнувшись от приятных воспоминаний, он сказал:
— Вот что, Ондрюшка, ходи ко мне в услужение. И сыт будешь, и одет, и крышу над головой заимеешь. Как ты?
Ондрюшка даже поперхнулся от неожиданного предложения. Когда он поднял голову и посмотрел на Ворона, в его глазах вместе со слезой светилась собачья преданность.
— По гроб жизни буду благодарен! — проникновенно ответил бывший разбойник. — Не подведу, клянусь святым крестом!
Ворон сумрачно улыбнулся, наполнил чарки, и они выпили, скрепив тем самым уговор.
Глава 14. След
Пена выплеснулась из котелка и зашипела на горящих поленьях.
— А, чтоб тебя! — воскликнул сухонький дедок, которого звали Никифор Матвеевич.
Он снял пену деревянной ложкой на длинной ручке, отодвинул в сторону несколько жарко пылающих поленьев, и янтарная уха в котелке успокоилась, стала кипеть тихо.
Глеб и Дарья сидели рядышком на бревне и завороженно смотрели на огонь. Рядом неспешно текла Нерль, в реке плескалась рыба, а над лугом на противоположном берегу беззвучно пролетали припозднившиеся утки, торопясь на ночлег. Удивительно тихий и теплый вечер уже набросил свою серебристо-серую вуаль на речной плес, и он отсвечивал булатной сталью.
С Никифором Матвеевичем их свел случай.
— Хочу посмотреть церковь Покрова на Нерли в Боголюбово! — решительно заявила Дарья-Дарина. — Все равно мимо едем.
— Ага, почти мимо… — Глеб скептически покривился. — Есть предложение сделать это в другой раз. Мы должны спешить, чтобы нас не опередили.
— Нет, я хочу сейчас! — Дарья надулась и надолго замолчала.
— Блин! — в конце концов выругался Глеб. — Но это очень опасно! Наши преследователи запросто могут вычислить наш маршрут. Мой «уазик» при всем том чересчур приметен. Сейчас на наших дорогах российские машины в меньшинстве, поэтому их легче запомнить… — Увы, на Дарью разумные доводы не подействовали; она по-прежнему молча глядела в окно с каменным выражением лица, изображая крайнюю степень обиды; и Глеб сдался: — Ладно, чего не сделаешь ради… женщины.
Он едва не сказал «любимой женщины», да вовремя сдержался. Вдруг Дарья поймет его не так, как должно.
Пока они ехали, Глеб придумал ей прозвище — «Штучка». Дарья, по его мнению, была весьма взбалмошной девицей, у которой семь пятниц на неделе. Она словно испытывала его терпение. Даже незлобивый и бесконфликтный характер Тихомирова-младшего уже начал бунтовать. Дочь Борова могла завести любого с полуоборота.
Она то дулась целый час, то щебетала без остановки, да так, что уши закладывало. Несколько раз им приходилось менять маршрут, делать крюки — Дарье обязательно нужно было посмотреть на какой-нибудь архитектурный памятник, которые, благодаря мастеровитым предкам, вырастали в этой местности буквально на каждой горушке как грибы в лесу в урожайный год.
В принципе, Глеб не очень сопротивлялся ее желаниям. Это было даже лучше, что они, пусть и непреднамеренно, путали следы.
Поразмыслив, Тихомиров-младший сообразил, что тем, кто идет по их следу, нужно не только убрать конкурентов. Скорее всего, браткам было дано задание немного «порасспрашивать» Дарью. Видимо, «заказчик» не сумел самостоятельно разобраться в карте (впрочем, и Глебу это до конца не удалось), поэтому он хочет докопаться до истины с помощью самого эффективного способа — въехать, образно говоря, в рай на чужом горбу.
Церковь впечатляла, признался сам себе Глеб. Конечно же он знал историю архитектурного шедевра, видел его на снимках, но бывать в этих местах не доводилось. Ослепительно сверкающий под ярким солнцем белизной стен легкий одноглавый храм вырастал, словно свеча, над просторами заливных лугов во всей своей гениальной красоте и гармоничности. В русской архитектуре, создавшей много непревзойденных шедевров, думал восхищенный Глеб, вероятно, нет памятника более лирического, чем эта церковь.
— …Церковь Покрова на Нерли — памятник становления и расцвета Владимирского княжества при Андрее Боголюбском, — рассказывала группе экскурсантов, к которым примкнули и Глеб с Дарьей, гид, женщин лет пятидесяти в больших роговых очках. — Этот удивительный человек задался целью создать новую столицу Руси, подобную Киеву, и не только Киеву, но и Константинополю и Иерусалиму. Всего за семь лет было выстроено множество прекрасных храмов во Владимире, построено Боголюбово и, как венец всему, храм Покрова на Нерли. Его построили на расстоянии версты от Боголюбовского замка, при слиянии двух рек — Нерли и Клязьмы. Что, собственно, известно об этом знаменитом памятнике зодчества? Скупые летописные сведения о храме не сообщают ни даты, ни даже названия церкви. Некоторые сведения о ней есть в «Житии Андрея Боголюбского». Из него следует, что храм связан с победоносным походом Владимирцев на болгар и с гибелью от ран княжича Изяслава Андреевича, сына Андрея Боголюбского в 1165 году. Удивительны и сроки строительства храма. Обычно храм строили за три-четыре сезона, но церковь Покрова была возведена всего за один год. Само посвящение храма Покрову Пресвятой Богородицы очень необычно. Ведь праздник этот зародился именно на Руси, в Византии его не было. Но наиболее ранние из дошедших до нас икон Покрова относятся к XIV–XVI векам. Да и Покровских церквей, построенных на Руси ранее этого времени, не известно. Непосредственно с именем князя Андрея Боголюбского связывается установление праздника Покрова; считается, что он был учрежден на Руси в 60-е годы XII века. Праздник был установлен владимирским духовенством и князем без согласия киевского митрополита и константинопольского патриарха и призван был свидетельствовать об особом покровительстве Богородицы Владимирской земле…
Глеб посмотрел на Дарью. Она слушала с большим вниманием, приоткрыв рот. А девочка серьезно увлечена историей, подумал он с одобрением. В отличие от ее папаши Борова, который видел в истории лишь средство для наживы.
— Археологические раскопки, — между тем продолжала гид, — позволили установить, что первоначально храм с трех сторон опоясывала открытая белокаменная галерея, вымощенная яркими майоликовыми плитками. В юго-западном углу галереи находилась лестница, ведущая на хоры. Галерея опиралась на резные белокаменные столбы, а ее парапет украшали многочисленные резные камни, изображавшие грифонов и других мифических животных. Среди них выделялись изображения поднявшихся в прыжке барсов — эмблема владимирской княжеской династии…
Покинув церковь вместе с экскурсантами, Глеб спросил:
