— О чем вы, мужики?! Какая карта? Все, что у нас есть — перед вами.
— Товарищ не понимает… Счас дойдет…
Здоровенный бык одним рывком поднял Глеба за шиворот с земли и примерился снова влепить ему увесистую затрещину, но его остановил вкрадчивый бархатный баритон:
— Владьимир, погодите… Ви можете его… как это у вас говорьят?.. замочить. А мне он нужен живым.
Обладатель баритона, судя по речи, был иностранцем. К тому же он резко выделялся своим элегантным дорожным костюмом и манерами на фоне трех бандитов-братков, главным из которых был Вован. По ошеломленному выражению на лице Дарьи, с которым она глядела на этого господина, Глеб сообразил, что перед ними, скорее всего, таинственный Карл Штаден, «заказчик».
«Облысевший пудель…» — злобно подумал Глеб. В облике иностранца и впрямь было что-то собачье; а длинные кудрявые волосы соломенного цвета — как у известного французского актера Пьера Ришара — венчала немалая плешь.
Их схватили, когда они отдыхали у подножья Горького холма, возле знаменитого ключа, излечивающего от пьянства. Горушка вполне оправдывала свое название, потому что вода в роднике была немного горьковата, будто ее настаивали на полыни. Но горечь едва чувствовалась, и пить воду вполне можно было.
Однако Глеб лишь попробовал ее на вкус и сразу же выплюнул.
— Боитесь, что больше не сможете… как это у вас, мужиков, называется… а, вспомнила — квасить? — с ехидством полюбопытствовала Дарья-Дарина.
— Вы удивительно догадливы, милая. Все верно — квасить. А еще кирять, бухать, гужевать, калдырить… и так далее. Не хочу терять последнюю радость в жизни. Курить все равно когда-то придется бросить, сейчас это модно и везде приветствуется, да и здоровье все же нужно поберечь, а с женщинами у меня как-то не очень… — Глеб бросил на нее многозначительный взгляд.
Дарья фыркнула и покраснела. Видимо, вспомнила утро…
Глебу приснился эротико-мистический сон, наверное, навеянный ночным пиршеством, — голые русалки прыгали через костер. Он проснулся в томлении и в первый момент не понял, где находится и кто лежит рядом с ним.
Дарья, тесно прильнув к нему и обняв за шею, спала как младенец, причмокивая во сне пухлыми розовыми губками. Они легли спать далеко заполночь, притом безо всяких церемоний; просто пришли в избу, упали, не раздеваясь, на полати как подрубленные и уснули мгновенно, что называется, на лету.
Сообразив наконец что и к чему, Глеб почувствовал жар, который поднимался откуда-то изнутри и всколыхнул все его мужское естество. Ему стало немного не по себе, но он, чтобы не разбудить ее, пролежал рядом с девушкой в полной неподвижности еще добрых полчаса, пока она не проснулась.
Открыв глаза, Дарья некоторое время с удивлением созерцала его профиль и свою руку, так удобно лежавшую на груди Глеба, а затем подхватилась, как ошпаренная.
— Совратитель! — бросила она сердито и спрыгнула на пол. — Как не стыдно?!
— Это еще нужно определить, кто кого совращал, — ответил Глеб, следуя ее примеру; он встал и потянулся до хруста в костях. — Вы едва не задавили меня в своих объятьях.
— Врете!
— Ни в коем случае. С женщинами я всегда честен. Однако, сознаюсь — мне было чертовски приятно.
— Да ну вас!..
С этим словами рассерженная Дарья пошла наводить марафет. Вернулась она в избу озадаченная и удивленная.
— Что-то случилось? — спросил Глеб.
— Случилось… — буркнула девушка. — Почему у меня пятки черные? Не могу отмыть.
Глеб рассмеялся.
— А не нужно было на горящих угольях танцы устраивать, изображая из себя нестинарку.
— Не поняла… Какие уголья, какие танцы?
— Вы что, ничего не помните?
— А что я должна помнить? — Дарья с подозрением уставилась на Глеба; наверное, она подумала о чем-то другом, потому что на ее лице начал появляться румянец. — Вы хотите сказать?..
— Что вы, дорогуша. Успокойтесь. Это не то, о чем вы подумали. Как я мог? Мы ведь с вами всего лишь партнеры. Бесполые существа. Бизнес есть бизнес, ничего личного. И потом, нельзя использовать временные женские слабости, особенно когда она на изрядном подпитии. Это не по-мужски. Просто вчера вечером вы перебрали лишку (коль ничего не помните) и лихо отплясывали вместе с родноверами ритуальные танцы посреди кострища.
— Я… танцевала… на угольях?! — раздельно выговаривая слова, сказала ошеломленная Дарья.
— Еще как танцевали. Одно загляденье. Вы, случаем, в школе народного танца не занимались? Больно ловко у вас все получалось.
— С ума сойти… — прошептала пораженная девушка. — Нет, я не верю! Вы шутите.
— Хотите, верьте, хотите, нет — это ваше право. Но почему тогда у вас пятки закопчены?
Девушка не ответила. Она села на скамью и тупо уставилась на Глеба, не в силах разобраться в своих ощущениях и эмоциях.
— Но про то ладно, — сказал Глеб. — Это всего лишь эпизод. Было очень интересно и познавательно. По крайней мере, для меня. Я хоть и заторчал изрядно, но все помню. Главное в другом — нам нужно поворачивать оглобли. Делать здесь больше нечего. Наш клад уплыл, как бумажный кораблик в половодье.
— То есть, как это — делать нечего? Что вы такое говорите?
— Вы заметили кубки и чаши, из которых мы пили мёд?
— Ну заметила. Еще бы не заметить такую красоту…
— Да уж… И стоят они просто огромных денег. И что, никакие мысли по этому поводу не пришли в вашу светлую головку?
Тут девушка смутилась, опустила глаза и ответила:
— Наверное, я вчера и впрямь… того. Больно уж хмельным оказался этот чертов мёд. Так что, пардон, вчера я была… м-м… немного не в себе.
— Это понятно. И ничего в этом зазорного нет. Гулять так гулять. Согласно конституции, мы имеем право на труд и на отдых… Что ж, объясню. Все эти раритетные чаши, тарелки, кубки и братины из серебра, относящиеся, по моему мнению, к XV–XVI векам, были найдены родноверами как раз в том месте, на которое мы нацелились. Такие дела, милочка. Мы пролетели как фанера над Парижем. Что ж, зато хорошо провели время на природе, что для людей городских весьма ценно, более-менее узнали друг друга, и возможно, продолжим наше знакомство, пообщались с родноверами… а это для России вообще экзотика. Можете статейку в газету или журнал о них накропать. Известность будет вам обеспечена.
— Пошли вы… со своей статейкой! — Дарья подхватилась на ноги и пулей вылетела наружу.
— О, женщины… «Дана вам роковая власть. Довольно вам одной улыбки, чтоб вознестись или упасть», — с выражением процитировал Глеб чьи-то стихи и пошел бриться.
Родноверы помогли им найти тропу, которая и привела Глеба и Дарью к Горькому холму. Совсем упавшая духом девушка позволила вести себя, куда угодно. За все время, пока они шли к Горькому холму, она проронила всего несколько слов, как Глеб ни изощрялся, чтобы растормошить Дарью-Дарину. Наверное, удар был чересчур силен для ее неокрепшей психики истинного кладоискателя.
