– Сдаюсь, – вздохнула я. – И поэтому ты стал меня подозревать?
– Тогда я интуитивно почувствовал, что это странно. Потом, ты утверждала, что сделала все, чтобы никто не нашел свидетеля, то есть тебя. При этом ты продолжала всюду ходить в желтой куртке, куртке очень заметного цвета, которую легко запомнить. Если бы ты не хотела, чтобы тебя нашли, ты бы прежде всего поменяла одежду. Очень легко было до этого додуматься, если бы… если бы ты действительно являлась просто свидетелем, который не хочет, чтобы его отыскали. Но ты продолжала везде ходить в той же куртке.
– Вышивка и куртка, – пробормотала я себе под нос. – А ты внимательный, на будущее надо будет учесть. Что-нибудь еще?
– Конечно. После того как западня провалилась и нам пришлось отстреливаться… Мы приехали ко мне на квартиру, утром ты говорила о чем угодно, но… Ты ни словом не обмолвилась о людях, которых убила. Если бы ты стреляла первый раз в жизни, если бы ты раньше не имела дела с оружием, ты бы… ну… как-то переживала, что тебе пришлось убивать, пусть даже защищая свою жизнь. А ты была совершенно спокойна, словно это не люди, а мишени в тире. Вот тогда я окончательно убедился, что ты не та, за кого себя выдаешь.
Я вздохнула и посмотрела на листья под ногами. Они были желтые, но во многих местах на поляне уже перекрасились в алый цвет – цвет пролитой крови.
– Скажи, Охотник, почему ты меня не выдал? Это ведь было проще простого.
– Наверное. Но я не смог.
– Киллерская солидарность? Я же знаю, тебе тоже приходилось убивать людей.
– Дело не в этом.
Сама собой напрашивалась реплика: «А в чем?», но я промолчала. В сущности, все и так было понятно. Однако Охотник воспринял мое молчание по-своему.
– И что теперь? – незнакомым, хриплым голосом спросил он. – Ты меня убьешь?
– С чего бы это?
Он пожал плечами. Лицо у него стало совсем детское и беспомощное.
– Ангел Смерти никогда не оставляет свидетелей.
– Это легенда, – отмахнулась я. – На самом деле чуть ли не в каждом случае меня видели самые разные люди, просто они даже не думали на меня.
– При твоем мастерстве перевоплощения я не удивлюсь. – Он улыбнулся. – Ты долго обдумывала этот образ? Я имею в виду, Татьяну Стрелицкую, разочарованную в жизни девушку, которая любит только куклы и цветы?
– Согласна, Татьяна мне удалась, – усмехнулась я. – Она даже стала моим любимым образом. Все дело в том, что люди легко покупаются на первое впечатление. Достаточно сразу же показать, что ты малость не от мира сего, и тебя уже не будут принимать всерьез, а этого-то мне и надо.
– Мне показалось, что ты не вполне играла. То есть…
– Ну да, никакая игра не прокатит, если самому не нравится то, что изображаешь, – невыносимо-назидательным тоном ответила я. – Чтобы тебе поверили, надо хоть немножко любить то, что ты делаешь.
– Значит, ты любишь куклы?
– Любила когда-то. В детстве. Я тогда действительно шила им всякие платья и очень этим увлекалась. Но вообще я стреляю гораздо лучше, чем шью. Просто упорство и старание делают чудеса.
Тут я заметила на воротнике желтый березовый лист и стряхнула его. Вороны, убедившись, что странный грохот, так тревоживший их, стих окончательно, вновь уселись на деревья и возбужденно загалдели на своем вороньем языке. Слева от меня у подножия сосны красивый большой мухомор высовывал наружу любопытный красный носик в белых веснушках.
…Что же мне делать, что?
– У тебя кровь течет, – машинально сказала я. Охотник покосился на меня, вытащил из кармана платок и попытался перевязать им раненую руку. Пришлось мне ему помочь.
– Как тебя зовут? – внезапно спросил он. – Я имею в виду твое настоящее имя.
– Никак, – ответила я, внезапно разозлившись. – И не думай, что если я тебя не прикончила, то буду изливать тебе душу и рассказывать про свою жизнь.
– Это я понимаю, – кивнул он. – Я сам не из болтливых. Но тебе могу рассказать все, что хочешь.
– Я тебя ни о чем не спрашиваю, – отрезала я, затягивая концы платка потуже.
– Я всегда мечтал стать писателем. Создавать миры.
Я покосилась на трупы, лежавшие вокруг нас.
– Не обижайся, но, по-моему, ты далековато ушел от писательского ремесла.
– А ты? – настойчиво спросил он. – Кем ты мечтала стать?
– Домохозяйкой. Любящий муж, двое внимательных детей, покой и уют. И никакой работы, кроме хлопот по дому. Как видишь, у меня были очень прозаичные мечты.
Я внимательно посмотрела на Охотника, но он даже не улыбнулся.
– А я всегда мечтал иметь свой дом, – сказал он. – Моя семья всю жизнь прожила в бараках. Отец спился и умер, а мать он бил так, что она ненадолго его пережила.
– А у меня нет матери, – призналась я.
– Она умерла?
– Нет. Нашла себе кого-то и бросила нас. Я вообще не знаю, где она теперь. Да и, честно говоря, мне все равно.
– А твой отец? Кто он?
– Он был кадровый военный. Дослужился до полковника.
– То есть ты в воинской части росла?
– Угу. Объездила всю Россию. Нормальное такое детство – в танке меня катали, в кабину «МиГа» сажали, по подводной лодке я лазила как у себя дома, пока она стояла в гавани. Я видела тайгу и тундру, полярное сияние и места, о которых обычные люди никакого понятия не имеют. Заодно на военном полигоне стрелять научилась чуть ли не прежде, чем читать. Можешь поверить?
– Могу.
– У отца моего была светлая голова. Он все время пытался продвинуть какие-то свои разработки. То взрывчатку, то автомат новой конструкции. Но ты же знаешь нашу страну – здесь никому ничего не нужно. А тут еще 90-е годы, развал страны, разруха, повальный бандитизм. И мой честный отец не выдержал. Все его идеалы потерпели крушение, деньги в сбербанке обратились в ничто, как и облигации, которые он собирал. Со мной в ту пору тоже было нелегко, и, в общем… – Я закусила губу. – Короче, он надел все свои награды, взял пистолет, приставил его к виску и застрелился. В таком виде я его и нашла. И с тех пор ничто – слышишь? – ничто на этом свете не может меня испугать. А взрывчатка и кое-что еще мне пригодились, когда я начала делом своим заниматься.
– И что ты будешь делать теперь?
– Я? Ничего. Ухожу в отставку. Это вообще-то было мое последнее дело.
Охотник улыбнулся.
– Правда? Просто я тоже…
– Тоже – что?
– Тоже хотел завязать, как поймаю Ангела Смерти.
– Подлизываешься, – проворчала я.
– Нет. Знаешь, о чем я мечтал? Как построю свой дом и буду в нем жить.
– Ну да, три этажа, набитые произведениями искусства, неважно какими, лишь бы дорого стоили, – поддразнила я его.
