Вышивальщицы встретили его появление удивленным писком.
— Ну что, девки, будем визжать, или медовуху
пить? — мрачно спросил Иван.
— Медовуху? — оживились златошвейки.
— Ее самую, — Иван достал из-за пазухи бутыль
медовухи и чекушку царской водки, припасенные в каком-то трактире. —
Сладенькое — дамам, а нам, богатырям — напиток покрепче!
И начался девишник.
Долго ли, коротко ли топил Иван свое горе горькое да измену
нежданную, то неведомо. Только под утро вышел он из терема, провожаемый
вздохами златошвеек, взял у старика служивого, укоризненно качающего головой,
булаву и побрел куда глаза глядят.
На то, что три богатыря запропастились куда-то и не
дождались его, Иван особого внимания не обратил. А зря! Дело было так...
Отпущенные благородным Иваном нехристи вихрем слетели по
лестнице, и уж совсем было собрались убегать, как вдруг...
— Мудрец с толмачом! — завопил Алеша Попович,
протягивая к бедным чужеземцам карающую длань. — Никак убегли от Ивана?
— Он нас сам отпустил! — неосторожно сообщил
Кубатай.
— Погубит Ваню доброта, — покачал головой Алеша
Попович. — Совсем парень умом тронулся — на гнев княжий нарывается!
— Ничего, мы его спасем, — решил Илья
Муромец. — Отведем басурманов в темницу, а сами скажем, что их Иван
поймал.
Так и сделали. Подхватили чужеземцев, бросили поперек седел,
да и поскакали...
А Иван, томимый печалью и жаждой, шел по просыпающемуся
Киеву. Прошел мимо Днепра, где на берегу парубки с дiвчинами жгли костер и пели
частушки, посидел на заваленке какой-то хаты, под развеститой опунцией, пугнул
макаку, ворующую на общинном поле батат... И решил — надо идти с повинной.
Кубатай со Смолянином уже далеко, никто не догонит. А скрывать свой поступок —
не богатырское дело.
Дворец Владимира возвышался невдалеке от терема Советников,
где денно и ночно сидели княжьи мудрецы. Терем был обложен хворостом, а
неподалеку дежурили стрельцы с огнивами — на случай, если князь решит провести
перевыборы. Иван зашел в сторожку, поболтал со скучающими стрельцами, попил
кваску и немного посплетничал. Тема была одна, неиссякаемая — причуды Гришки
Распутина, княжьего приятеля и помощника. В последнее время Гришка взял манеру
париться в бане с замужними девками, причем на прелести их не глядел, а
требовал хлестать его веником и поливать квасом... Сойдясь на том, что поп
Гапон был не в пример лучше Гришки, Иван распрощался со стрельцами и пошел
сдаваться.
Долго бродил Иван по дворцу. Владимир еще почивал, а
сдаваться кому попало было не с руки. Наконец, утомившись, Иван направился
прямо в застенки, решив ознакомиться с будущей квартирой.
В застенках было тихо, лишь из пыточной камеры доносились
голоса. Со скуки Иван решил послушать, и подошел поближе...
— Признавайтесь, тати, супротив князя злое замышляли?
— Опомнись, крестьянин! — урезонивал кто-то
говорящего. — Нам твой князь даром не нужен!
— Ага, значит власть ни в грош не ставите?
Иван приоткрыл дверь...
Посреди пыточной камеры стоял Гришка Распутин в алом армяке,
подпоясанном веревочкой и многозначительно крутил в руках плеть. А перед ним,
привязанные к дубовым колодам, сидели... Смолянин и Кубатай. Иван в сердцах
плюнул:
— Вот ведь остолопы! Все одно — попались!
— А скажите-ка, нехристи, — голос Гришки вдруг
изменился, — как вы детишек спасли?
— Каких детишек? — удивился Кубатай.
— Стаса с Костей! Я ж их спрятал надежно! А с реальностью
ничего не делается!
«О чем это он?» — подумал Иван.
— Откуда про реальность знаешь, мужик? —
возмутился Кубатай.
— Я все знаю! И про ДЗР, и про Остров наш, и про тебя,
генерал! И вовсе я не мужик! Я — сам княжеской крови.
«Это не Гришка, — сообразил Иван. Кто-то другой. Но
кто?»
Ивана осторожно похлопали по плечу. Богатырь обернулся.
За его спиной стоял бородатый мужичок в красном армяке,
подпоясанном веревочкой. В руках мужик держал несколько бутылок.
— Друг мой, — произнес мужик, подмигивая. — Я
очень опечален! Распутин так популярен, что появилось много подделок!
Иван заморгал, чувствуя, что окончательно сходит с ума, а
мужик разъяснил:
— Только тот настоящий Распутин, у кого на фуфайке
написано: «ORIGINAL»!
— А ну-ка, покажи, — потребовал Иван.
Мужик гордо распахнул армяк. На фуфайке, действительно, было
написано заветное слово.
— Кто же тогда там? — Иван вгляделся в фальшивого
Распутина. — Знакомо мне его лицо. Добренькое такое, ласковое... А-а-а!
Выхватив булаву Иван снес дверь и ворвался в пыточную
камеру, где лже-Распутин хвалился перед пленниками:
— Выкрал я тех пацанов, да и спрятал надежно! Вся
реальность погибнет, кроме меня! Потому что я...
— Кащей Бессмертный! — заорал Иван, занося булаву.
Злодей присел и торопливо забормотал что-то, махая руками. За миг до
соприкосновения булавы с головой он подернулся радужной дымкой и исчез.
— Вот ведь ирод! Вот злодей! Князя обманул! С нашими
бабами парился! Распутина фальсифицировал! — бормотал Иван, развязывая
басурманов. — Ну ладно, теперь все в порядке, все хорошо... Сейчас я вас
освобожу, мы с настоящим Гришкой князю все объясним, отправим вас домой с
почетом...
— Не до почета нам, — хмуро сказал Кубатай,
потирая руки. — Кащей решил весь мир погубить!
— Как это? — аж присел Иван.
— Долго объяснять. Пацанов одних украл... помнишь,
рассказывал когда-то? В общем, если не спасти их, всему хана.
— И Земле Русской?
— И ей, родимой.
— Что делать-то?
— К Кащею снова едем, порядок наводить... —
Кубатай глянул на толмача и ехидно добавил: — Не отговаривайся, что со службы
военной ушел. По законам черезвычайного времени я тебя мобилизую!
— Я же в утку превращусь, — вздохнул
Смолянин. — А ты — в кота.
— Не превратимся! Я таблетки припас...
И Кубатай извлек из кармана два пузырька — один розовый,
другой голубой.
— Последнее достижение нашей фармакологии! Химия против
колдовства! Антиутин и антикотин! Обладают приятным вкусом, мягким ароматом,
предотвращают превращение в сказочных персонажей. Заодно испытание проведем,
премию получим...
