Тапок стремительно приближался ко мне. Но к моему счастью
горничная, по-видимому, была чуть подслеповата, и только самый краешек
убийственного инструмента грозил меня накрыть.
Я сумел выскольнуть из под него, использовав совсем не
мушиный прием: я всем телом перекатился в сторону.
Подошва ударила о подоконник, но я уже вскочил на ноги,
отряхнул крылья и взмыл к потолку кухни (как оказалось, мы находились именно
там).
— Ах, проклятая! — вскричала горничная и принялась
за мной гоняться.
Я припомнил как сам когда-то бил мух (о, жестокий!), а
иногда еще и засасывал их в пылесос (о, увы мне, увы!..) и понял: главное — не
садиться на какую-нибудь поверхность. Минут пять я кружил по кухне, увертываясь
от ударов тапка, пока не заметил замочную скважину в двери и не ринулся к ней,
сломя голову. Через мгновение я уже несся под потолком коридора, а еще через
мгновение протискивался в щель между плохо прикрытых рам окна на улицу.
Я оказался на заднем дворе. Ночевать, видно, придется на
улице. Ну, хоть не голодным. Хотя, шоколад-шоколадом, а я бы не отказался от
чего-нибудь более существенного. (Надо же, стоило смертельной опасности
отступить, как вновь мысли переключились на еду!)
Тут очень кстати я почувствовал вкусный запах и направился в
его направлении. Запах шел из двери кладовой, которая находилась в правом крыле
дома. Дверь была полуоткрыта. На мешках, в которых, судя по запаху, хранили
изюм, лежал явно подвыпивший человек в белом поварском колпаке, с зажатой в
зубах тлеющей сигарой. Повар похрапывал.
Я принялся скрупулезно осматривать помещение. О радость! О
счастье! Из-под потолка кладовки свисали окорока и колбасы. По углам
громоздились бочонки меда; того слоя, который покрывал их наружные стенки, с
лихвой хватило бы на сотню мушиных жизней. Тут и там стояли ящики и корзины с
укутанными в солому фруктами и овощами. Ну что еще нужно для счастья?
Я принялся жадно уплетать лакомства, перелетая от одного к
другому. И вдруг я почувствовал странный, совсем не аппетитный запах... Дым!
Пахнет пожаром!
Я сразу понял, откуда доносится этот запах. Сигара выпала
изо рта повара и лежала теперь в ящике с морковью. Тонкая березовая соломка уже
не тлела, а горела вовсю. Я живо представил, чем это грозит. Еще минут
десять-пятнадцать и кладовая будет полыхать, как домна, а вскоре огонь
перекинется и на весь дом.
Людей жалко вообще, а особенно — людей хороших. Я вспомнил
добродушную и милую Джессику. Я должен спасти ее!
Подлетев к повару, я принялся ползать по его лицу, чтобы
разбудить его. Но тот даже не шевельнулся. Пьян он был, по-видимому, мертвецки.
Пламя уже лизало соседние ящики. Как мог быстро, помчался я
к двери. Вынырнув на улицу, стал тыкаться от окна к окну в поисках подходящей
лазейки. Наконец, нашел то самое окно, через которое влез в комнату Джессики в
прошлый раз, и протиснулся в ту же щель.
Если на улице царил полумрак, то тут была полная темнота. Но
я-то как-никак муха, и я умею видеть в темноте. Правда, все предметы при этом
приобретают странный зеленоватый фосфоресцирующий оттенок.
Я подлетел к постели Джессики, приземлился ей на кончик
носа, пробежал по переносице, соскочил на правое веко и стал, вороша ресницы,
ползать туда-обратно.
Веко несколько раз дернулось, и тут я угловым зрением
уловил, как что-то массивное угрожающе мчится на меня сбоку. Я перепрыгнул на
подушку, и ладонь Джессики не задела меня, лишь ударив ее саму по щеке.
Что-то пробормотав, девушка перевернулась на бок. Внутренним
взором я видел полыхающую кладовую. Нельзя терять ни минуты. Взяв круто вверх,
я вознесся к потолку, а затем спикировал на лицо девушки. Приземлившись лапками
на ее верхнюю губу, я, понимая сколь рискованно для меня это действие,
решительным шагом направился ей прямо в левую ноздрю.
Страшным напором воздуха меня вынесло обратно наружу.
Джессика чихнула! А чихнув, села на постели. В восторге я, жужжа что было мочи,
принялся метаться вокруг нее.
— Гадкое, гадкое насекомое, — пробормотала
девушка, потирая нос ладонью. Затем потянулась к столику, взяла с него
колокольчик и позвонила.
Из смежной комнаты появилась Сэнди в длиннющей ночной
рубашке, чепчике и со свечей в руках.
— Ты была права, — к моему прискорбию заявила ей
Джессика. — Мух нужно истреблять. Эта наглая негодница совершенно не дает
мне спать!
Горничная поднесла свечу к жерлу газового рожка и открыла
его на полную мощность. В комнате стало почти светло, и, размахивая снятым с
вешалки полотенцем, негритянка принялась охотиться за мной. Убедившись в
тщетности ее попыток, присоединилась к ней и Джессика.
Я несколько раз присаживался на дверь комнаты, как бы давая
им понять, что из комнаты нужно выйти, но никакого результата, кроме риска быть
прихлопнутым, не добился.
— Мисс Джессика, — запыхавшись и сев на край постели,
заявила горничная, — или мухи поумнели, или это — та самая муха, которая
вечером морочила мне голову на кухне... Давайте просто выгоним ее в коридор?
Джессика согласно кивнула и открыла дверь. И тут же в
комнату ворвался едкий запах дыма.
— Боже милостивый, что это?! — вскричала Сэнди и
кинулась в коридор. И тут же оттуда раздался ее вопль: — Пожар! Пожар! Сэр
Чарлз, горит кладовая!
Послышался топот множества ног — это хозяева и слуги
принялись за борьбу с огнем. А я, обессиленный, рухнул на подоконник и сразу же
уснул в явно не свойственной для мухи позе — на боку, подмяв под себя одно
крыло...
Меня разбудили голоса. Надо мной, внимательно меня
разглядывая, склонились два лица: белоснежное — Джессики и глянцево-черное —
Сэнди. За окном светало. Запах дыма в комнате почти рассеялся.
— Как жаль, — вздохнула девушка. — Что ни
говори, а именно ей мы обязаны своим спасением. Что же с ней случилось? Ведь мы
так и не ударили ее ни разу, правда, Сэнди?
— Говорят, у мух очень короткий срок жизни, —
заявила горничная, выпучив для убедительности глаза. — Не иначе, сам
Господь послал нам во спасение эту бессловестную тварь.
— И я буду молиться за нее! — воскликнула Джессика
с жаром в голосе.
— Молиться?! За муху?! Что вы, мисс, это грех! Грех!
— Нет не грех! — топнула ножкой девушка. От этого
удара мушиный инстинкт сработал, и я, сам того не желая, вскочил на ноги.
— Сэнди, она живая! — закричала обрадованная
Джессика и протянула ко мне руку. Я не делал попыток улететь. Осторожно взяв
меня за крылышко, Джессика с улыбкой сказала:
— Скольким опасностям подвергается и без того недолгая
жизнь этого бедного существа. Всякий норовит убить его, просто ищущего себе
пропитания... Сэнди, ступай на кухню и принеси оттуда большую стеклянную банку.
Я беру это насекомое на пожизненное содержание. Оно будет жить в такой роскоши
и неге, в какой не жила еще ни одна муха в мире!
