— А я не знаю. Воспитывать, наверное...
Стас взмахнул рукой, и Колька Горнов вместе со своим обедом
исчез. А Народный Диктатор грозно повелел:
— Чуфара-Бамбара! Скорики-Морики! Явись передо мной мой
министр пропаганды, Андрэ Николя!
Николя, наверное, был французом. Говорил ли он по-русски, я
так и не узнал. И вот почему. Появился он, стоя на полу на четвереньках и
играясь двумя модельками машинок. Перемену обстановки Андрэ заметил не сразу и
еще с полминуты энергично шумел, гудел и бибикал. Да и немудрено — было ему лет
восемь.
— Андрэ! — завопил оскорбленный в лучших помыслах
Стас. Николя поднял голову и сморщился, готовясь заплакать. — Не надо, не
надо! — сразу замахал руками Стас, и министр пропаганды исчез. Видать,
достали Стаса детские слезы.
Теперь Стас был уже мрачен как безлунная ночь в глухом лесу.
Он встал, хлопнул в ладоши, и зловеще прошипел:
— Лелики-Болики! Мурики-Жмурики! Явись передо мной мой
Тайный Советник, писатель Игорь Петрович Решилов!
И по глазам такой свет ударил, а грохнуло так сильно, что я
чуть не свалился.
Вот, значит, как Стас дошел до жизни такой! Самого фантаста
Решилова в советники взял!
Решилов оказался грузным, довольно-таки пожилым мужчиной с
суровым лицом. Он появился вместе с письменным столом, на котором стояла
пишущая машинка. Стас вызвал его к себе во время работы, и Игорь Петрович был
так увлечен, что, подобно маленькому Андрэ, не сразу заметил диктатора. Смотрел
перед собой, и молотил по клавишам — «тюк-тюк», «тюк-тюк»...
— Что это вы все время тюкаете? — строго спросил
Стас.
— Что значит «тюкаю»? — слегка обиделся Решилов.
— Как не вызову вас, а вы все печатаете... —
сменил тон Стас.
— Книжку дописываю, — попрежнему дуясь, пожал
плечами Решилов.
Стас быстренько подошел к писателю и сказал, легко перейдя
на «ты»:
— Ты очень обиделся? Пожалуйста... Ну,
пожалуйста-пожалуйста, извини меня. Ладно?
Решилов обмяк, потеплел лицом, взъерошил Стасу волосы, и на
мгновение взял его за бока — словно собирался зачем-то приподнять. Но
передумал.
— Что случилось-то, Стасик? — осторожно спросил
он.
Брат мой потупил глаза. Поковырял носком кожаного ботинка
паркетный пол. Сказал:
— Игорь Петрович, ну почему у нас ничего не получается,
а? Министр пропаганды... такой хороший пацан, но от работы отвлекается. Военный
министр уже на все рукой махнул. Мол, не справимся. Разве что Ян Юа, министр
капитальной пропаганды, старается. Во всех столицах, включая Ашхабад и Панаму,
мои бронзовые скульптуры со страх-птицей на плече поставил. И Сережка Бережной
молодец, не подводит...
— Сережка? — заинтересовался Решилов.
— Ну, министр экономики, пятиклассник, романтичный
такой... Уже три новые фабрики шоколада под его руководством построили!
— Молодец... — улыбнулся Решилов. —
Познакомь, ладно?
— Познакомлю... — кивнул Стас. — Так что
делать, а? Я всю власть детям передал — а они дурака валяют! Не слушаются,
дерутся, страх-птичек на обидчиков натравливают, школу прогуливают, родителям
грубят, курят, пиво пьют...
Стас долго бы мог перечислять детские прегрешения, но тут
Решилов со вздохом его прервал:
— Малыш мой... Трудно детям управлять миром. Не могут
они этого, если уж начистоту!
Народный Диктатор подскочил на табуретке. И возмущенно
заорал:
— Так что ж вы врали?!
— Я? — поразился Решилов.
— Вы! В книжках своих писали, что дети лучше взрослых!
Что если б они миром руководили, они бы все путем устроили! Что дети с детьми
не воюют, что они за правду, за светлое будущее!
— Да, в основном так, — начал оправдываться
Решилов. — Но отдельные несознательные хулиганы...
— Отдельные? — Стас уже кипел. — Я с самого
детства, как прочитал ваши книжки, хороших детей искал! Таких же как я,
хороших! А они не находились! Нигде! Может, их и нет, а?
Решилов изменился в лице. Протянул руку к Стасу, собираясь
что-то сказать. Но Стас крикнул: «Обратно!»
И Решилов исчез.
Стас прижал ладошки к лицу, словно заплакать собирался. Но
передумал. Прошелся взад-вперед, прошептал:
— Хоть бы Костя со мной был...
Мое маленькое мушиное сердце радостно забилось. Нет, Стас
меня не забыл! Помнит, скучает! А он тем временем начал говорить еще одно
заклинание, явно самое мощное и страшное:
— Чуфара-Чуфара! Ерики-Ерики! Лорики-Лорики!
Жмурики-Жмурики! Возникни передо мной, мой старший брат Костя!
Белое сияние заполнило весь огромный зал, пахнуло озоном,
засвистело, защелкало, и...
Перед Стасом оказался Я. Один в один, не подкопаешься! В
школьной форме, с сумкой в руках.
— Кто ты такой? — осторожно и почему-то устало
спросил Стас.
— Я твой старший брат Костя, — грустно ответил
двойник-самозванец.
— А зачем ты здесь? — чуть оживившись продолжил
Стас.
— Готов служить и выполнять твои приказания! —
деревянным голосом сообщил лже-Костя.
Стас вздохнул. Сказал:
— Значит подделка. Как прежние — в Антарктиду. Явишься
к командиру сороковой пятерки, Косте-сто девяносто шестому. Скажешь — я послал.
Будете лыжную базу строить.
— Слушаюсь! — радостно завопил мой двойник.
Ужасное, скажу вам, зрелище — видеть себя, да еще таким придурком, со стороны.
— Отправляйся, — велел Стас, и мой двойник исчез.
А Стас, снова сев на табуретку, забормотал:
— Искать его в Конан Дойле времени нет, дел по горло. А
был бы он тут, я бы просто сказал: «Бамбара-Чуфара! Скорики-Морики! Стань муха
обратно Костей!»...
Тут я почувствовал, как мои крылья втягиваются в спину,
руки-ноги и все остальное — растут, зал уменьшается, а пол приближается. Падал
я, короче! Трудно держаться за потолок человеческими пальцами.
Глава шестая,
где Стас делает вид, что он
крутой, я с Холмсом и Ватсоном еду на принудительную экскурсию, а Кубатай,
Смолянин и Орлик выступают в цирке, что едва не кончается революцией
(Рассказывает снова Костя)
Ударился я об пол. Не так, чтоб уж сильно, но неприятно. А
Стас, вылупив глаза, спросил:
— Ты кто?
