– Продолжайте, пожалуйста, доктор Калгари. Почему вы тогда
об этом не заявили? – произнес Лео Эрджайл с ноткой строгости в голосе.
– Да, – еле слышно прошептала Хестер. – Почему вы юркнули в
кусты? Все газеты были полны обращениями, призывами… Можно ли быть таким
эгоистичным, таким жестоким?
– Хестер, Хестер! – остановил ее отец. – Доктор Калгари еще
не все рассказал.
Калгари обратился непосредственно к девушке:
– Мне понятна ваша горячность. Я бы и сам реагировал таким
образом… – Он осекся и тут же снова заговорил: – Продолжу свою историю. В тот
вечер все дороги были забиты машинами. Далеко за половину восьмого в центре
Драймута я высадил молодого человека, чье имя так и не узнал. Это, насколько я
понимаю, полностью снимает вину с Джека, ведь полиция не сомневается, что
преступление совершено между семью и половиной восьмого.
– Да, – сказала Хестер. – Но вы…
– Не торопитесь, пожалуйста. Чтобы все стало понятно, мне
надо немножечко отступить назад. В Драймуте я остановился на пару дней в
квартире одного моего приятеля. Этот приятель, профессиональный моряк,
находился в плавании. Он же одолжил мне свою машину, припаркованную на частной
стоянке. В тот злосчастный день, девятого ноября, я должен был вернуться в
Лондон. Решил ехать вечерним поездом, а днем навестить свою старую няню,
любимицу нашей семьи, обитавшую в маленьком коттедже в Полгарфе, примерно в
сорока милях на запад от Драймута. Намеченную программу я выполнил. Хотя
старушка сильно одряхлела и многое в ее сознании уже путалось, няня узнала
меня, очень обрадовалась и разволновалась, поскольку читала в газетах про мое,
как она выразилась, «путешествие к полюсу». С ней я пробыл недолго, чтобы ее не
утомлять, и, уехав, решил не возвращаться в Драймут по излюбленной прямой
дороге вдоль побережья, а вместо этого поехать на север в Редмин повидать
престарелого каноника Пизмарша, в библиотеке которого имеются очень редкие
книги, включая старинный трактат о навигации, откуда мне хотелось переписать
один абзац. Старый джентльмен принципиально не пользовался телефоном, к
которому относился как к дьявольскому изобретению. Такими же, по его мнению,
были радио, телевизор, кино и реактивные самолеты, так что мне оставалась
единственная возможность – поехать к нему домой. Увы, окна были закрыты
ставнями, хозяин, очевидно, отсутствовал. Я заглянул в собор, а потом
отправился в Драймут по шоссе, замкнув таким образом треугольник. У меня
оставалось достаточно времени, чтобы, не торопясь, прихватить из квартиры
сумку, возвратить машину на стоянку и добраться до поезда.
По пути, как уже вам известно, я прихватил пассажира,
подбросил его до города, а потом занялся своими делами. По приезде на станцию в
запасе у меня еще оставалось время выйти на улицу, чтобы купить сигареты. И в
тот момент, когда я переходил через дорогу, меня сбил грузовик, выскочивший
из-за угла на большой скорости.
По свидетельству прохожих, я поднялся с земли целым и
невредимым. Сказал окружившим меня людям, что все в порядке, что я жду поезда,
и пошел обратно на станцию. Уже на Паддингтонском вокзале я потерял сознание и
был доставлен на «Скорой помощи» в больницу, где у меня обнаружили сильную
контузию, последствия которой проявились с некоторым опозданием.
Когда через несколько дней сознание вернулось ко мне, я
ничего не помнил ни про несчастный случай со мной, ни про то, как добрался до
Лондона. Смутно припоминалось лишь посещение мною старой нянечки в Полгарфе. А
потом в памяти был совершенный провал. Меня уверяли, что это обычное состояние.
И никому в голову не пришло, что вычеркнутые из памяти часы моей жизни могут
что-то значить. Ни я, ни кто-либо иной не имели ни малейшего представления, что
в тот вечер я ехал по дороге Редмин – Драймут.
До отъезда из Англии времени почти не оставалось. В
больнице, где я находился, мне был обеспечен абсолютный покой, даже газет не
показывали. По выходе из больницы я сразу же направился в аэропорт, чтобы
вылететь в Австралию, где должен был присоединиться к экспедиции. Существовали
некоторые опасения, смогу ли я ехать, но я ими пренебрег. Предотъездные приготовления
и волнения не оставляли возможности поинтересоваться сообщениями об убийствах,
к тому же после ареста обвиняемого возбуждение в таких случаях, как правило,
стихает; когда же дело об убийстве миссис Эрджайл передали в суд и газеты вновь
запестрели отчетами, я находился на пути в Антарктиду.
Он замолчал. Собравшиеся слушали его с напряженным
вниманием.
– Месяц назад, сразу по возвращении в Англию, я сделал одно
открытие. Для упаковки образцов понадобились старые газеты, и хозяйка принесла
из кладовки целый их ворох. Расстелив одну из них на столе, я увидел фотографию
какого-то молодого человека, лицо которого показалось очень знакомым. Начал
вспоминать, где я видел его и кто он такой. Этого мне сделать не удалось, но,
как ни странно, припомнились обрывки разговора с ним – те, что касались
налимов. Сага о жизни налимов потрясла его. Но когда? Где это было? Я прочел
эту статью, узнал, что молодой человек по имени Джек Эрджайл обвиняется в
убийстве, узнал, как он рассказал полиции, будто кто-то подвез его в черном
лимузине.
И тут, совершенно непроизвольно, в памяти возник исчезнувший
кусок моей жизни. Ведь это я подобрал того самого парня, отвез его в Драймут,
расстался там с ним, возвратился на квартиру… пересекал улицу, чтобы купить
сигареты. Вспомнил промелькнувший мимо грузовик, который сбил меня с ног… а
потом полнейшая пустота до самой больницы. Я все еще не помнил, как возвратился
на станцию, сел в поезд до Лондона. Я читал и перечитывал эту статью. Больше
года прошло, как закончился суд, дело почти забылось. «Молодой парень, что
прикончил свою матушку, – что-то смутно припоминала моя хозяйка. – Не знаю, что
с ним случилось, – наверное, его повесили». Я перечитал кучу газет за
соответствующий период времени, потом направился в адвокатскую контору «Маршалл,
Маршалл и Маршалл», которая ведала на процессе защитой. Узнал, что уже никто не
освободит несчастного мальчика. Он скончался в тюрьме от воспаления легких и
больше не нуждается в справедливости. Однако следует восстановить
справедливость во имя его памяти. Я пошел с мистером Маршаллом в полицию. Дело
передали прокурору. Маршалл не сомневается, что тот направит его секретарю
палаты общин.
Вы, разумеется, получите от мистера Маршалла обстоятельный
отчет. Он немного замешкался, и потому мне выпала трудная задача первым
сообщить вам правду. Долг повелевает пройти тяжелый путь до конца. Чувство вины
не покидает меня. Если бы я осмотрительнее переходил через улицу… – Калгари
помолчал. – Понимаю ваши чувства и не жду от вас доброжелательного отношения… Хотя
я ни в чем не провинился, вы все же станете меня порицать.
Голосом, трепетавшим от сердечной теплоты, Гвенда Воугхан
возразила:
– Безусловно, не станем. Такие вещи случаются. Трагические,
чудовищные… Так уж вышло.
