– Да ладно тебе, брюзга! – сказала Олеська, но все же от стеллажа отошла.
Через минуту она уже кричала из спальни, что профессор – щеголь и франт, и одежда у него невероятно модная, брендовая и дорогая.
– Ой, иди сюда! Скорее! – вдруг завопила она не своим голосом.
И Альбина поспешила на зов, понимая, что чем быстрее эта любопытная Варвара обшарит дом, тем быстрее они его покинут.
– Мы имеем дело с последним романтиком на земле! – восторженно объявила Олеська.
Она сидела на кровати Дениса, прижимая к груди блокнот в толстом кожаном переплете, и счастливо улыбалась.
– Альбина, наш профессор пишет стихи про любовь и душевные страдания! Ты только послушай!
И она с выражением продекламировала, открыв наугад блокнот:
Мир изголодавшихся волков
Примет жертву в страстные объятья,
Пленом станет дружественный кров
И врагами – названые братья.
В поисках спасенья от судьбы
Брошусь я в завесу горизонта,
Не сказав последнего «прости»
По законам истинного фронта.
Неприкаянным по миру полечу,
Не найдя истока и гнездовья,
Я со временем забуду и прощу
Ядовитость подлого злословья.
«Как иначе? Так устроен мир», —
Прошепчу однажды отраженью
Той, что в зеркале случайно промелькнет
Позабытой призрачною тенью.
– Красиво, – оценила Альбина, поражаясь Олеськиной способности вылавливать информацию.
Она, к примеру, этого блокнота даже в глаза не видела, хотя он лежал на прикроватной тумбочке. Наверное, ее смущало присутствие Альбы, поэтому она не могла так свободно шнырять по закоулкам чужого жилища!
– Что – «красиво»? – передразнила Олеська. – Парень, во-первых, творческая личность, во-вторых, с надрывом в душе. Какая-то барышня сильно подпортила ему веру в прекрасный пол и разрушила светлые мечты о счастье. Смотри: «неприкаянным по миру полечу, не найдя истока и гнездовья». Но, как говорят в народе, клин клином вышибают. Поэтому вариант, как говорится, сложный, но интересный.
– Господи, Олеська, что ты несешь!
– Что? Что? Я тебе открытым текстом говорю. Ничего просто так в этой жизни не случается. Ты же знаешь, у меня в роду цыгане были, и я такие вещи за версту чую! А коль уж он схватил пулю, тебе предназначенную, значит, это знак. И тебе стоит подумать, зачем тебе этого мужика подсунули. Умного, успешного, но, главное, свободного…
– Боже мой, Олеська! Я где-то понимаю твоего Генчика. От такой скорости мысли, помноженной на бешеную энергию, любой запьет.
– Та-а-ак! Разговорчики в строю! – погрозила ей кулаком Олеська. – Ой, а это у нас кто?
Она схватила фото в рамке и сунула его под нос Альбине.
– Это – его сын! – гордо выдала та, блеснув своими дедуктивными способностями.
– Точно! «Любимому папочке от любящего сыночка», – прочитала Олеська. – А писала, надо полагать, любящая мамочка? Ты смотри: зараза, сама в Англию умотала, а руку на пульсе продолжает держать! Фотками сына забрасывает мужика, чтобы он не забывал об отцовском долге.
– Вот ты сначала роди Генке сына, а потом мы на тебя посмотрим, как ты будешь на пульсе руку держать, – неожиданно вступилась за «бывшую» Дениса Альбина.
– Ой, чё это? – вытаращила глаза Олеська. – А никак нам парень-то понравился! Альбина, а ну, посмотри мне в глаза!
– Не мели ерунды! – Щеки Альбины так и вспыхнули ровным малиновым цветом.
– Да разве это ерунда, когда мы даже его отцовство принимаем всей душой и всем сердцем! – всплеснула руками Олеся. – Ну-ка, ну-ка, а где тут фотографии самого профессора? Дайте-ка мне посмотреть, кого моя подружка из-под вражеских пуль вытащила!
– Олеська, у тебя не язык, а помело! – рассердилась Альбина. – Пойдем, домой пора, сколько можно тут торчать!
– А вот я одним глазочком на этого доктора околовсяческих наук взгляну, и пойдем, – ухмыльнулась Олеська. – Ты смотри, как она покраснела!
Альбина почувствовала себя школьницей, которую застукали за стиранием двойки из дневника. Больше всего в тот момент она жалела, что позвала с собой подругу: ну казалось бы, чего проще – приехала бы сюда сама, сунула бы на место пачку корма, а теперь ведь Олеська задолбит ее до смерти…
Альбина тяжко вздохнула и поплелась за ней. Подружку, как разогнавшийся локомотив, уже было не остановить: хихикая и гримасничая, она носилась по всему дому в поисках фотографии Дениса. Альбина сдалась и показала ей фотоальбомы, которые она нашла вчера.
– Ух ты! Вот это красавчик! – присвистнула Олеська при виде первой же фотографии. – Альбинка, я тебя понимаю! Понимаю и одобряю!
– Что ты понимаешь? Что ты одобряешь?
– Мужик – конфетка, причем с годами он становится только интереснее, – листая альбом, отрезала Олеся. – Боже мой! А вот тут, тут, с голым торсом! Мама дорогая, до чего же хорош!
– Ну да, симпатичный товарищ, – кивнула Альбина.
– Симпатичный? Да он офигенный! И не смей мне врать, что ты в него не втюрилась! Я тебя знаю как облупленную, и этот твой взгляд тоже умею распознавать. И потом, а что тут такого? Почему ты не можешь в него влюбиться, тем более что официально он свободен?
– Господи, Олеся, да он даже не подозревает о моем существовании! Он только сегодня утром в себя пришел!
– Вот и прекрасно, думаю, добрые люди уже ему расписали, какая красавица спасла ему жизнь! А знаешь, сколько любовных историй возникло между бойцами и медсестрами, которые вытащили их с поля боя?
– Сколько?!
– Миллионы!
Тут они не выдержали и обе рассмеялись.
– Ладно, поехали домой, там наверняка твой Яшка уже под дверью сидит, ждет, когда ты при-едешь и ему посочувствуешь.
– Олеся!
– Что – Олеся? Я была так рада, когда он слез с твоей шеи и женился на этой Дине! Нет, правда! И тут – такая незадача: Дина оказалась полоумной отравительницей. Все, он с ней разведется и опять к тебе приклеится. Хоть бы этот Денис уже скорее из больницы выписался, может, наш нежный друг испугается конкуренции и не станет организовывать очередную осаду?
Альбина аккуратно положила альбомы Дениса на место, решив не обращать внимания на едкие остроты подружки. Это была старая песня: Олеся категорически не принимала Яшку в качестве полноценного партнера Альбины. Она считала его маменькиным сынком, неоперившимся капризным юнцом, полагающим, что может добиться чего угодно от кого угодно, стоит ему только надуть губки и топнуть ножкой.
Какая-то доля правды во всем этом была. Яшка, будучи единственным ребенком в семье, действительно хотел, чтобы ему доставалась «последняя конфетка», то есть чтобы всегда все было так, как он решил. Но, к сожалению, он был нафарширован узколобыми идеалами и принципами, от которых не отступал ни под каким предлогом, зато эти «рамочки» сильно осложняли общение с ним. Яшка всегда стремился к тому, чтобы окружающие считались с его «схемой развития событий», именно это и сыграло решающую роль в разрыве их отношений. Если бы он сумел стать более гибким, если бы он позволил Альбине думать, что поводок супружеских уз будет чуть подлиннее…
