Она покачала головой, слишком потрясенная, чтобы говорить.
Наверное, надо было возмущенно воскликнуть: «Это неправда!» — однако она почему-то поверила сразу, мгновенно. И молчала, ожидая, что он скажет дальше, потому что чувствовала — не только ради этого он позвал ее сюда, на обрыв над Волгой. А в голове словно компьютер заработал: так и вспыхивали лица односельчан, которых звали Николаями. Их было не так уж много — подходящих по возрасту ей в отцы. Впрочем, может быть, тот человек уехал в другие места после того, что произошло между ним и Ольгой?
— Я знаю, о чем вы думаете, Лерон, — проговорил Вишневский. — Вы пытаетесь представить, кто мог быть вашим отцом, так?
Она кивнула.
— Николай… его жена вскоре умерла, но он не мог жениться на Ольге, потому что она не захотела расстаться со своим мужем: он был прекрасный человек, и она полюбила его так, как не любила в молодости, а Николай принадлежал прошлому. Да и характер у него был непростой, и жизнь он вел тоже очень не простую. Николай уехал в город, но теперь, к несчастью, его уже нет в живых. Он умер несколько лет назад: погиб в аварии вместе со своим младшим сыном. У него остались вдова и старший сын. Ваш единокровный брат. Его зовут Михаил. Это Михаил Николаевич Шестаков. Тот человек, за которого вы намерены выйти замуж и с которым даже уже обвенчаны.
«Это неправда!» — должна была закричать Лерон. Но у нее язык присох к гортани — да, теперь она точно поняла смысл этого выражения.
— Вы мне не верите, — сказал Вишневский понимающе. — Вернее сказать, не хотите верить. Еще бы! Но вы можете спросить у своей матери, правда ли это.
— Это неправда! — наконец-то выкрикнула Лерон. — Этого не может быть! Мама отлично знала, чей сын Микка. Она не позволила бы мне выходить за него замуж. Ни за что не позволила бы! Ведь это кровосмесительный брак. Вы сами не понимаете, что говорите! Не верю вам! Зачем, ради чего вы все это выдумали?
Видно было, что Вишневский растерялся.
— Вы правы, — наконец проговорил он. — И все же есть некий документ, совершенно доподлинно удостоверяющий, что вы дочь Николая Шестакова. Я видел его у нотариуса. Это признание самого Николая Михайловича. Поэтому… мне трудно судить, что подтолкнуло вашу мать дать свое согласие. Может быть, она забыла то, что случилось когда-то?
— Да вы что? — уставилась на него Лерон. — Вы сумасшедший? Как это женщина может забыть такое?!
— Я не сумасшедший, — покачал головой Вишневский. — Просто… я в своей практике такого навидался, что вполне верю во всякие, даже самые нереальные и фантасмагорические ситуации. И мне трудно понять и представить, какие резоны руководили вашей матушкой, почему она не сообщила вам эту тайну или хотя бы как-то не воспрепятствовала вашему замужеству. Но мой вам совет — скажите вашей будущей свекрови, что вам известна тайна вашего рождения. И выслушайте, что она скажет.
Лерон молча смотрела на него, не постигая глубины его коварства — или заблуждения. Чокнутый, нет, правда — чокнутый! Чтобы мама не предупредила ее, что она выходит за родного брата?! Да такое немыслимо вообще! В принципе немыслимо!
— Извините, — вдруг поднялся Вишневский, глядя куда-то поверх плеча Лерон. — Мне пора.
И, сунув деньги очень кстати подошедшему официанту, он торопливо пошел к припаркованному напротив гостиницы джипу. Лерон тупо смотрела ему вслед, потом перевела глаза на серую шелковую волжскую гладь, уходившую далеко-далеко к горизонту. Вообще, от такой вести — мол, ты обвенчалась и переспала с родным братом — можно и в Волгу с обрыва кинуться. Но здесь с обрыва не больно-то попадешь в Волгу, это только в пьесе Островского «Гроза» так хорошо все вышло. А тут сначала по склону будешь катиться, обобьешься вся, изломаешься, да еще метров пятьсот придется ползти через Нижнюю набережную, и только потом, перевалившись через высоченный бордюр, доберешься до воды… а у берега мелко, пока еще на глубину выберешься… Вот ведь не больно-то утопишься в этой Волге!
Она тупо думала о какой-то ерунде, когда за спиной вдруг раздался запыхавшийся голос Лариссы:
— Лерон, что ты здесь делаешь?!
Всё в ней так и ощетинилось, мигом восстав против этого хозяйского оклика. Да они что все, с ума посходили? Один считает ее идиоткой и вешает на уши бог весть какую невообразимую лапшу, другая вообще набрасывается с теми недовольными нотками в голосе, с какими хозяйка покрикивает на непослушную прислугу.
— А что? — вызывающим до дрожи голосом спросила Лерон. — Что, я не могу пойти мороженого поесть?
— Мороженого? — так и ахнула Ларисса, садясь напротив нее за столик. — У тебя же горло болит.
— А клин клином вышибают, слышали такое? — зло отрезала Лерон. — Старинный деревенский способ лечить ангину: наесться до отвала мороженого.
— Деревенский? — усомнилась Ларисса. — Мороженого до отвала? Хм… Ну ладно, хватит сидеть тут, пошли лучше домой.
Лерон нехотя поднялась:
— А как вы меня нашли?
— Соседку встретила. Она видела, что ты сюда бежала сломя голову, и сама встревожилась, и меня до невозможности перепугала.
— А вы боялись, что я сбегу?
Ларисса споткнулась.
— Боялись, — удовлетворенно кивнула Лерон, с восторгом ощущая, что нисколько не боится сама — не боится Лариссы. Это ощущение пьянило. И даже самые страшные новости на свете казались не такими ужасными. Но все же нужно узнать доподлинно, нужно выспросить у Лариссы… — А почему? Почему я должна была сбежать? Не потому ли, что могла узнать, чей сын Микка и чья я дочь?
— Что? — пробормотала Ларисса. — Что это значит?
Что-то было в ее голосе…
— Господи боже! — пробормотала Лерон. — Так это правда? Мы с Миккой… мы брат и сестра по отцу?!
— Откуда ты взяла этот бред? — возмутилась Ларисса, но Лерон почувствовала фальшь в этом восклицании.
— Не важно, — огрызнулась Лерон.
— В самом деле, — согласилась Ларисса. — Не важно.
— Так это правда?!
— Что?
— Вы знали? Вы знали, да? — снова начала терять самообладание Лерон.
— О чем? — вздохнула Ларисса.
— Что отец Микки — мой отец?!
— Знала ли я, что мой покойный муж Николай Шестаков — твой отец? — Ларисса тяжело вздохнула: — Да. Да, знала. Не хотелось мне этого говорить, но ты ведь не успокоишься, пока не докопаешься до истины, верно?
У Лерон похолодели губы. Значит, мама… мама обрекла ее на кровосмешение? Да нет, быть не может!
— Что же вы наделали, что же вы все наделали? — забормотала Лерон, уже не владея собой. — Что вы со мной сделали? Вы…
— Давай без истерик, — холодно перебила Ларисса, самообладание к которой возвращалось по мере того, как его теряла Лерон. — Я знала только, что мой покойный муж Николай Шестаков — твой отец, но он… не отец Микки. Да-да! И закрой рот, челюсть отвалится! — прикрикнула она насмешливо. — Кровосмешением тут и не пахнет. Твоя мама тоже знала об этом. И мне Николай рассказывал историю их любви с Ольгой. Понимаешь, когда Николай уже ожидал демобилизации, он узнал, что его невеста вышла за другого. В это время он случайно познакомился с одной женщиной, вдовой, только что схоронившей мужа. Она была беременна, очень страдала. И вот на ней и женился Николай. Она родила ему сына — Николай воспитал его как родного, любил, может быть, даже больше младшего сына, который был ему и в самом деле родным. Он суеверно полагал, что воспитание Микки, забота о нем обеспечивают воспитание и заботу его дочери — тебе. Ты можешь спросить об этом у мамы.
