Книга Юсуповы, или Роковая дама империи, страница 34. Автор книги Елена Арсеньева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Юсуповы, или Роковая дама империи»

Cтраница 34

Свадебное наше путешествие заканчивалось весьма драматично. И даже трагично, ведь была объявлена война с Германией, и это известие застало нас в Германии…

В то время газеты были переполнены самыми грязными статьями в адрес русских вообще и русской монархии в частности. Особенно много было измышлений, касаемых отношений моей тетушки государыни и Г.Р. Феликс сходил с ума от ярости, когда читал это.

– Убить бы, как собаку! – бормотал он.

Я молчала, думая: если его это так раздражает, эти пасквили, зачем читает их? И не грех ли желать смерти человеку, которого он никогда в глаза не видел? Ведь по наивности своей я думала, что Феликс бормочет проклятия в адрес очередного журналиста! А в этих словах выражалась смертельная его ненависть к Г.Р.

В конце концов читать он бросил, но с тех пор в его глазах то и дело появлялось затаенное – особенное! – темное выражение, которого я в то время еще не могла понять.

В Берлине мы натерпелись страху, такая там царила русофобия. Феликса сначала арестовали, потом выпустили. Но из Берлина нас, такое впечатление, выпускать не собирались… Я уж не говорю о выезде в Россию – мы мечтали добраться до дому хотя бы через Данию! Но нас грозили интернировать по личному приказу кайзера Вильгельма. Я звонила своей кузине кронпринцессе Цецилии. Это была младшая дочь той самой великой княгини Анастасии Михайловны, сестры отца, которая приохотила нас танцевать танго в Париже, и Фридриха Франца III, великого герцога Мекленбург-Шверинского. Цецилия была женой кронпринца Пруссии Вильгельма, сына кайзера Вильгельма. Но и она не могла воздействовать на этого человека, который словно бы обезумел в непременном желании разрушить весь мир, а прежде всего – Россию. Кайзер считал нас всех военнопленными! Моя свекровь – а мы встретились в Берлине с Зинаидой Николаевной и Феликсом Феликсовичем – была очень больна. Тревога о ее состоянии усугубляла наше тяжелое положение, Феликс был вне себя.

Тем временем через Берлин проезжали моя бабушка, вдовствующая императрица, и maman. Они следовали в Копенгаген и хотели забрать нас с собой, но не рискнули пробраться к нам в «Континенталь». Это могло быть опасно для их жизней.

В то время я уже была беременна и все случившееся воспринимала как бы сквозь некую завесу почти беспрестанной тошноты и готовности в любую минуту лишиться чувств. Пожалуй, это оказало мне добрую услугу, потому что сквозь эту завесу почти не проникало беспокойство за нашу участь. У меня просто не было сил волноваться о чем бы то ни было!

Наконец, бросив в отеле вещи, как если бы мы вовсе и не уезжали, а просто отправились на прогулку, мы умчались на вокзал, к датскому поезду. С нами были семьи наших дипломатов. Толпа на улицах неистовствовала, в нас швыряли камни…

Когда императору Вильгельму доложили о нашем исчезновении, он приказал арестовать нас на границе. На наше счастье, приказ опоздал.

В Копенгаген мы прибыли натурально в чем были, даже без зубных щеток. Встретились с maman и бабушкой, переночевали в «Англетере», перевели дух – и на другой день покинули Данию. Никто из нас, в том числе моя бабушка, родившаяся в Дании, не мог чувствовать себя спокойно, пока не доберемся до России.

Через Финляндию мы проехали на императорском поезде. Финны радостно приветствовали нас на каждой остановке. Спокойствие постепенно возвращалось к нам, и даже Зинаиде Николаевне стало лучше. Мне тоже. Воздух родины… Оказывается, он целебен для любого недуга.

Правильнее сказать, был целебен! Был – когда жива была наша Россия. Теперь он тлетворен!


Сама не знаю, что я ждала увидеть, вернувшись домой. Но в Петербурге словно бы ничего не изменилось. Побольше стало военной формы на улицах, только и всего. И гораздо меньше моих родственников Романовых приходилось мне теперь видеть. Ведь они были на фронте. Большинство великих князей находились или при штабах, или в действующей армии: Дмитрий Павлович, Николай Николаевич, Сергей Михайлович, Андрей Владимирович, Кирилл Владимирович и другие. Особенно много было Константиновичей: детей Константина Константиновича, того самого, который писал стихи под псевдонимом К.Р. Служили в лейб-гвардии Гусарском полку Иоанн, Олег, Гавриил, Игорь Константиновичи, а князь Багратион-Мухранский, муж великой княгини Татьяны Константиновны, – в Кавалергардском.

Татьяну я очень любила, хотя мы виделись нечасто. Она была очень сильно влюблена в корнета Константина Багратион-Мухранского. Константин к ней посватался. Однако родители стали категорически против, так как полагали Константина не равного происхождения с Татьяной. А между прочим, он считался потомком царицы Тамары, великой правительницы Грузии. Но родители все же были против. Константина удалили из Петербурга, а Татьяна заболела и чуть не умерла от горя. Приходилось выбрать: или ее смерть, или брак с Константином. Состоялся совет всех великих князей! К счастью, выбрали жизнь Татьяны! Существовал указ императора Николая II, по которому князья и княжны императорской крови могли вступать в нединастические браки, однако потомство от них все равно права престолонаследия лишалось. В этом следовало при бракосочетании давать подписку. Я тоже, перед тем как венчаться с Феликсом, такое письмо написала. По-моему, жизнь с тем, кого любишь, куда важнее, чем какой-то престол!

К несчастью, Константин погиб вскоре после начала войны. У Татьяны было уже двое детей. Забегая вперед, скажу, что после революции она с трудом спаслась из России, всем была обязана адъютанту своего дяди Дмитрия Константиновича, полковнику Корочинскому, и в Женеве вышла за него замуж. Но он через несколько месяцев умер от дифтерита. Когда дети, Теймураз и Наталья, выросли, Танечка постриглась в монашество с именем Тамара (в память о царице Тамаре!) и переехала в Иерусалим, став настоятельницей Елеонского монастыря. Мы у нее бывали, вспоминали прошлое… печальные то были воспоминания, потому что Таня всю жизнь горевала о Константине. Часто говорила о нем и своем брате Олеге, который также погиб во время Первой мировой войны – еще раньше Константина, в сентябре 1914 года.

Про Олега, четвертого сына моего двоюродного деда Константина Константиновича, я не могу не написать хоть несколько слов. Еще в мои ранние юные годы, когда мы с семьей ездили в Царское Село, мы часто играли и гуляли вместе с Олегом, который жил там по соседству в Павловске. Это был совершенно необыкновенный, редкостный человек! Я его просто обожала, хотя и не была в него влюблена. Любила его, как брата… Нет, даже больше братьев, потому что он всегда был так ласков со мной! Он очень много читал, он обожал Пушкина, мечтал издать его факсимильные рукописи – полное собрание их издать! Был славянофил в самом лучшем смысле этого слова. Я на всю жизнь запомнила его стихи, которые он написал после посещения Константинополя. Может быть, потому запомнила, что он сказал: «Я эти стихи тебе первой читаю, Ирина».


Остатки грозной Византии,

Постройки древних христиан,

Где пали гордые витии,

Где мудрый жил Юстиниан —

Вы здесь, свидетели былого,

Стоите в грозной тишине

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация