Впрочем, Екатерине Алексеевне было не до глупеньких девочек. Куда сильнее мучила ее страсть, которую вызвала нежная красота Елизаветы в обожаемом Платоне Зубове, тревожила собственная неумолимо надвигающаяся старость, приметы которой все меньше поддавались притираниям, румянам, помадам и мушкам, беспокоили причуды сына и наследника, которому предстояло оставить и власть, и трон, и Россию, а нельзя, никак нельзя было делать этого… Вот если бы Александр, любимый внук, был ее наследником, императрица спокойно глядела бы в глаза неминуемой кончине.
Эта мысль все чаще приходила в голову государыне, и она не делала из своих размышлений тайны. Втихомолку ту мысль обсуждали везде, во всех дворцовых закоулках, и даже младшие дети уже были в курсе волнующих разговоров. Ничего пока не знал только Павел…
Разумеется, и Катрин внимала слухам всей душой. Она росла, она взрослела, она умнела — и становилась более хитрой, более изощренной интриганкой, чем все прочие, вместе взятые.
Обожаемый брат может сделаться императором, это хорошо, это прекрасно. Однако рядом с ним на трон воссядет эта дура, эта уродина, эта белая мышь! Да разве она достойна зваться императрицей? Ей место в какомнибудь подвале. Вместе с Александром править достойна Катрин! В конце концов, истории известны примеры, когда брат и сестра делили власть. Взять хотя бы царевну Софью и царя Петра. Правда, они ненавидели друг друга, так что этот пример Катрин признала неудачным. А вот если вспомнить Калигулу и его сестру Друзиллу, то это как раз тот пример родственной любви, который вполне подходил.
Хотя, если Катрин правильно понимала некоторые недомолвки учителей и книг, любовь между Калигулой и Друзиллой была не вполне родственной, напоминала любовь мужа и жены. Хорошо им, язычникам, жилось! А православная церковь не дозволяет брак между братом и сестрой. К тому же Александр уже и женат. Значит, думала Катрин холодно, надо привязать его к себе узами другой любви, не супружеской, но не менее сильной. Все вокруг считают ее еще ребенком, но ей уже тринадцать, и она чувствует себя вполне зрелой женщиной. Зрелой — и красивой. Зеркало не врет. Не врут и восхищенные взгляды молодых офицеров, которые Катрин видит. Да и Александр с восторгом смотрит на нее своими голубыми глазами, красивее которых Катрин в жизни не видела! И вообще, он самый красивый мужчина на свете. Брат должен принадлежать ей, принадлежать всецело. Только сначала нужно убрать с пути Елизавету…
Сердцем и страстями взрослая женщина, разумом и жизненным опытом она была еще дитя, а значит, не могла проникнуть в суть натуры своего богоподобного брата. Катрин была убеждена, что он любит ее… Ну да, он любил, но не только ее, он любил женщин вообще, он желал их всех, но отношения его с женщинами, за небольшими, очень небольшими исключениями, можно называть всего лишь «платоническим кокетничаньем», как выражались знатоки человеческой природы. Красавец, с малых лет окруженный женским обожанием, властный не только над жизнью и смертью, но и над сердцами, знающий, что может взять любую, прирожденный охотник, которому ни разу не понадобилось даже ружья зарядить — дичь сама падала в его ягдташ, — он не ведал страсти, потому что страсть — это страх потерять любимое существо. Он не знал потерь, был уверен в собственной неотразимости и в глубине души презирал женщин за то, что они так увиваются вокруг него.
«А если бы я не был царем?» — вот вопрос, который терзал его беспрестанно. Он не верил в искренность других людей, потому что сам был лжив.
Катрин взялась играть с противником, которого невозможно победить. Ведь победа предполагает слабости врага, которыми можно воспользоваться. А у Александра не могло быть слабостей — он был бездушен. Точно так же, как и Катрин. Но онато, глупенькая, примитивная и алчная, думала, что вся беда — только в его жене, Елизавете!
Она была приметлива, обожала высматривать и подслушивать. Ее обуревала безумная жажда знать про всех все. Она чувствовала себя полководцем на войне: кто владеет сведениями о противнике, о его сильных и слабых сторонах, тот и победит.
Катрин подкупала слуг и горничных, секретничала с лакеями и бросала многозначительные взгляды на молодых грумов, которые сопровождали в поездках Елизавету и ее любимую фрейлину Варвару Головину… Она шпионила не только за Елизаветой, но и за черноглазым красавцемполяком Адамом Чарторыйским, сыном генерального старосты Подолии АдамаКазимира. Имения Чарторыйских были конфискованы, когда Суворов вошел в Польшу, а сыновья старосты, Адам и Константин, прибыли в Петербург не столько в качестве гостей, сколько как заложники. Императрица Екатерина Алексеевна хотела покорить старосту Подолии, обласкав его сыновей, которые получили звание камерюнкеров. Адам вскоре стал ближайшим другом Александра и страдал от любви к Елизавете.
Катрин ужасно хотелось сообщить брату, что его жена не оставила внимание Адама без ответа, надеялась, что этим она разобьет его сердце и он выгонит Елизавету вон. Однако внезапно обнаружила удивительную вещь: такое впечатление, что Александр ничего не имел против измены жены! Кажется, он и сам был некоторым образом влюблен в Адама, а потому просто не мог отказать ему ни в чем, вплоть до того, чтобы поделиться своей женой. Чудилось, он сам подталкивает Елизавету в объятия Адама! Сколько раз Катрин могла наблюдать, как Александр оставляет их наедине, а потом, вернувшись чуть ли не среди ночи, бранит Елизавету за то, что та неприветлива с его лучшим другом.
Да ведь он только обрадуется, если Елизавета изменит, догадалась Катрин. Тогда он с чистой совестью сможет утешаться с распрекрасной Марией СвятополкЧетвертинской, дочерью польского князя, казненного шляхтой за то, что был предан России. Его дочери Мария и Жанетта остались без всяких средств к существованию. Императрица Екатерина отдала приказ привезти их в Россию и приютить при дворе. Александр откровенно потерял изза Марии голову.
Очень странно: к ней Катрин не ревновала. Мария всегда останется всего лишь любовницей, а не женой. Любовниц у Александра будет еще множество, к этому нужно относиться философски, как относится мать, великая княгиня Марья Федоровна, к Нелидовой и Лопухиной, отцовским фавориткам. Опасность в глазах Катрин представляли только узаконенные, благословленные церковью отношения. Только такие отношения давали женщине право не просто предаваться с императором радостям любви (подумаешь, для этого всегда можно найти другого мужчину, не обязательно мужа), но властвовать рядом с ним. Или вместо него, что умудрилась в свое время проделать бабушка Екатерина…
Пока же необходимо усугубить отвращение любимого брата к жене. Катрин высматривалавысматривала, вынюхивалавынюхивала… и вдруг наткнулась на нечто вопиющее, невероятное: оказывается, фрейлина Елизаветы Варвара Васильевна Головина не просто так предана ей, не просто претендует на ее дружбу. Она самым настоящим образом влюблена в Елизавету! Эти взгляды, это нежное воркованье, эти томные улыбки, эти непрестанные поцелуи то ручки, то плечика… Обнаженного, заметим, плечика…
— Ты слышал о Сафо? — спросила она Александра как бы между прочим, улучив минутку и застав брата одного. — Правда, мадам Головина на нее чемто похожа?
