— Прости, если можешь, — оправдывался пилот-лихач. — Прыжки без парашюта с затяжной нервотрепкой, — это моя вторая слабость после печенья.
— А сколько у тебя всего слабостей? — севшим голосом спросила Лиза.
— Не скажу, а то расстроишься, — быстро ответил Печенюшкин. Девочка помолчала.
— Ну, как здоровье? — озаботился ее удалой спутник. — Я тебя сильно испугал? Больше никогда не буду, клянусь своей шпагой!
— Да нет, ничего страшного, — вежливо ответила Лиза. — Со мной все в порядке, я только сильно за Аленку боюсь. Она же совсем маленькая. Каково ей сейчас там, с хитрыми врагами… Послушай, а где же твоя шпага?
— Вот, вот! — подхватил Печенюшкин. — Где же моя шпага? И вообще, ты не находишь, что пора сменить имидж?
— Что-что сменить?
— А еще в английской спецшколе учишься, — поддразнил Лизу зверек. — Имидж — это значит образ, облик. Знаешь, в таком вот виде, — он обвел себя с головы до ног кончиком хвоста, — я здесь уже примелькался, да и драться не так удобно с моими зубами и когтями.
— Мы этого слова еще не проходили, — хмуро объяснила Лиза, опустив голову. А когда подняла — забавной героической обезьянки уже не было.
Вместо обезьянки ей улыбался, чуть склонив колено в изящном поклоне, худенький рыжеволосый большеротый мальчик. Он был примерно одного с Лизой роста, ну, может быть, самую чуточку повыше.
Обычно у людей рыжеволосых бывает очень белая кожа, а брови и ресницы тоже рыжие. Но у этого странного мальчика под темными бровями, окаймленные длинными черными ресницами освещали все смуглокожее лицо и россыпь золотых веснушек на нем пронзительно голубые глаза Печенюшкина.
Одет он был в черную свободную бархатную блузу с распахнутым воротом и черные, бархатные же облегающие брюки, заправленные в короткие узконосые сапожки. У пояса его, на шитой золотом перевязи висели пустые ножны.
Узкий солнечный луч падал наклонно из окна к ногам юного незнакомца, и тысячи пойманных пылинок бились в нем сверкающей мошкарой.
Мальчик достал из-под манжета блузы белоснежный платок с кружевной каймой и стремительно провел платком по лучу, отчего пылинки пропали. Резким движением кисти он переломил луч посередине, и в руке его засиял, отливая бледным золотом, тонкий гибкий клинок с драгоценным эфесом. Вбросив шпагу в ножны, необыкновенный мальчик еще раз поклонился Лизе и просто сказал:
— Да я же это, Лизонька, я! Ну что, обезьянка тебе больше нравилась?
— Ты теперь принц? — восхитилась Лиза. — Вот здорово! Ой, ты так похож на Леню Докшина из третьего «Б»! Только он еще на скрипке играет. Можно, я тебя, пока ты такой, буду Леней звать?
— А что, прекрасное имя, — покладисто согласился Печенюшкин. — Договорились. А теперь, Лизок, договоримся еще и о другом. Я исчезну до вечера — надо подготовиться. Дверь открывается вот этой клавишей, ею же и закрывается. Но лучше из троллейбуса не выходи, особенно если заметишь вокруг что-нибудь подозрительное. Здесь, внутри, ты в полной безопасности. Вернусь — расскажу, как именно мы будем завтра спасать Алену. Тебе тоже предстоит работа. Проголодаешься, нажмешь вон ту кнопку, оранжевую, скажешь, что хочешь, все появится. Постарайся вздремнуть. Силы еще понадобятся.
Оставшись одна, Лиза сильно приуныла. Когда рядом находился ее отважный спутник, все казалось проще. От него словно исходил и передавался девочке могучий заряд бодрости, уверенности в своих силах и в том, что все обойдется самым лучшим образом. Мысли об Аленке, о судьбе несчастной Фантазильи, о маме с папой крутились в голове, не оставляя ни на минуту.
Есть не хотелось, спать не хотелось. Заботливый Печенюшкин положил на видное место толстенную книгу. Яркий переплет украшала заманчивая надпись «Волшебные сказки эльфов». Лиза открыла сказки, прочла страниц восемь и обнаружила, что не запомнилось ни слова из прочитанного. Совершенно некуда было деться от беспокойных дум и невозможно усидеть на месте.
И тут в голову ей пришла совершенно шальная, отчаянно смелая мысль:
«А что, если я надену королевское платье, обую туфельки и, только без короны, выйду в город на разведку? Вдруг мне удастся проникнуть во дворец и спасти Аленку! Вот изумится Печенюшкин, то есть Леня. Да и чего мне уж так бояться? У меня скорпион в перстне, браслет с коброй, волшебные таблетки — в крайнем случае, отобьюсь. А Алена там одна-одинешенька. У нее, наверное, даже „волочительное“ стекло отобрали».
Лиза шмыгнула носом.
«Дверь в троллейбусе останется открытой, для врагов он невидим, если почувствую, что в городе опасно, мигом вернусь, — продолжала думать она. — А Лене оставлю записку. Значит, решено!»
Порывшись в карманах, девочка нашла белый, почти свежий, носовой платок и маленькую шариковую ручку. Постелив платок на сиденье (хорошо, что ручка писала жирно), Лиза быстро принялась выводить корявые буквы:
«Дорогой Л. П. (Леня Печенюшкин)!
Пожалуйста, не сердись, но я больше не могу тут прохлаждаться, когда вокруг творится такое! Иду на разведку. За меня не беспокойся, в случае чего, спасай. Но вперед спасай Аленку!
С уважением, Лиза Зайкина».
Переодев перстень с правого на левый безымянный палец, решительная Лиза оказалась в платье, туфельках и короне. Затем она положила платок-записку на водительское кресло, прижала сверху короной, надавила нужную клавишу на пульте и быстро шагнула в распахнувшуюся дверь.
Глава вторая
Схватка в тюрьме
— Ну, конечно, это он! — молодо воскликнула Фантолетта, поднеся к глазам старомодный лорнет в черепаховой оправе. — Всмотритесь, дон Диего! Это он, Дракошкиус-младший. Грызодуб Баюнович! Грызодуб Баюнович, мы здесь!
Волшебники кричали, махали руками, запрокинув вверх красные, разгоряченные подступающим жаром лица.
Дракон пошел на снижение.
— Чему радуемся? — горько спросил Морковкин. — Чародеи… Лизу упустили, Алену проморгали. Сами угодили в ловушку, как маленькие. Сейчас нас отсюда, как слепых котят, будут за шиворот вытаскивать. Старость, уважаемая Фантолетта, вот что это такое. Пора уступить дорогу молодым, наш удел — писать воспоминания.
Он с натугой подсадил фею на спину опустившегося дракона, сам, кряхтя, влез следом, и незадачливые герои мягко взмыли ввысь.
Глянув вниз с высоты драконьего полета, волшебники увидели, как поток бурлящей красно-фиолетовой лавы медленно заполняет тот пятачок, где они только что стояли.
— Так что же, любезный Дракошкиус? — сварливо проскрипел престарелый кудесник. — Куда мы теперь? На свалку истории? Имейте в виду, последние силы я все равно отдам борьбе со злодеями!
Левая голова неспешно повернулась назад.
— Отдыхать, отдыхать, дорогие мои, — добродушно прогудел дракон. — Ночку поспите, утро вечера мудренее, а там и за дело. Дел невпроворот, на всех хватит. Завтра Печенюшкин найдет вас.
