Полагаю, что «никакого шума» не подразумевает снести соседскую дверь и расколошматить об стену всю аппаратуру.
Но это не значит, что я не могу отомстить.
Я схватила свой айпод, одну из немногих вещей, принадлежавших мне и не являющихся одеждой, захваченной при побеге, и пролистала плэйлист. Вот оно. Ханна Монтана. Моя лучшая подруга Дженни в шутку загрузила это подростковое дерьмо много лет назад.
«Кажется, наконец-то, пригодилось».
Я оттолкнула боль, которая следовала за воспоминаниями, нажав кнопку «Проигрывать» и прибавила громкость до максимума. Искаженный звук отражался от стен моей ограниченной комнаты. Динамики, скорее всего, взорвутся, но это того стоит.
И затем я начала танцевать.
Я скакала по комнате, как ненормальная, размахивая при этом руками, в надежде, что этот человек ненавидит Ханну Монтану также сильно, как я.
— Что ты делаешь? — прокричала растрепанная Ливи, влетая в мою комнату в мятой пижаме.
Она подскочила к моему айподу, чтобы выключить.
— Просто преподаю урок нашему соседу о том, каково это, будить меня. Он, в каком-то роде, козел.
— Ты его встречала? С чего ты решила, что это парень? — нахмурилась она.
— Потому что ни одна девушка не будет врубать это дерьмо в шесть утра, Ливи.
— О. Полагаю, в моей комнате музыки не слышно.— Она наморщила лоб, изучая смежную стену. — Это ужасно.
— Ты так думаешь? —Я приподняла бровь.— Особенно, когда я работала до 11 вечера!
Вчера была моя первая смена в Старбаксе, находящемся поблизости. Им отчаянно нужен был работник, а у меня как раз было звездное рекомендательное письмо, спасибо за него моему прошлому менеджеру, 24-летней матери мальчика по имени Джейк, влюбленного в крутую рыжую. Я была достаточно умна, чтобы мило с ним обращаться, и это окупилось.
После заминки Ливи пожала плечами и крикнула:
— Танцы! — и прибавила громкость.
Вдвоем мы прыгали по комнате, заливаясь в приступе смеха, пока кто-то не начал колотить по нашей входной двери.
Краска сползла с лица Ливи. Она, как говорится, лает, но не кусает. Я? Я не беспокоилась. Накинув свой жалкий фиолетовый домашний халат, я с напыщенным видом направилась к двери.
«Посмотрим, что он на это скажет».
Моя рука уже лежала на ручке, чтобы открыть дверь, когда Ливи решительно прошептала:
— Стой!
Я остановилась и обернулась к ней. Ливи махала указательным пальцем, прямо как раньше делала наша мама, когда ругалась.
— Помни, ты обещала! Мы договорились, что начнем здесь все заново, так? Новая жизнь? Новая Кейси?
— Ну да. И?
— И ты можешь попытаться не быть такой Снежной королевой? Попытаться быть более похожей на прежнюю Кейси? Знаешь, ту, которая не воздвигала каменные стены перед всеми, кто приближается? Кто знает, может быть, здесь у нас могут появиться друзья. Просто попробуй.
— Хочешь подружиться со стариками, Ливи? Если это проблема, могли бы и дома остаться, — прохладно сказала я.
Но ее слова жалили, словно длинная игла, вставленная прямо в мое сердце. Услышь я их от кого-либо другого, они бы отскочили от моего жесткого внешнего тефлонового покрытия. Проблема заключалась в том, что я не знала кто такая прежняя Кейси. Я не помнила ее. Я слышала, что ее глаза сияли, когда она смеялась, что у ее отца на глаза наворачивались слезы, когда она исполняла «Stairway to Heaven»[1] на фортепьяно, что она обнималась, целовалась и держалась за руки со своим парнем при каждом удобном случае.
Прежняя Кейси умерла четыре года назад, а все, что осталось, — сплошное месиво. Месиво, которое провело целый год на физической реабилитации, чтобы восстановить свое разбитое тело только для того, чтобы выйти из больницы с разрушенной душой. Месиво, которое скатилось со своими оценками в самый низ класса. Месиво, которое погрузилось в мир наркотиков и алкоголя на год, используя их как механизм совладания со стрессом. Кейси-после-аварии не плачет, не проронит ни единой слезинки. Не уверена, что она знает как. Она ни о чем не распространяется, она не выносит ощущения чьих-то рук, потому что они напоминают ей о смерти. Она не впускает людей в свою жизнь, потому что боль следует за ней по пятам. Вид пианино затуманивает рассудок до головокружения. Ее единственное утешение — выбивать все дерьмо из огромных груш в зале, пока костяшки пальцев не покраснеют, ноги не начнут кровоточить, а в теле, удерживаемом вместе бесчисленным числом металлических штифтов и спиц, не появится ощущение, что оно сейчас развалится. Я хорошо знаю Кейси-после-аварии. К лучшему или к худшему, но я уверена, что застряла с ней.
Но Ливи помнила прежнюю Кейси, и для нее я постараюсь сделать все, что угодно. Я приподняла уголки губ в подобии улыбки, которая ощущалась неловко и незнакомо и, судя по тому, как сморщилось лицо Ливи, скорее всего, выглядела немного угрожающе.
— Ладно.
Я повернулась к двери.
— Стой!
— Господи, Ливи! Что еще? — вздохнула я с раздражением.
— Вот, — она подала мне свой розовый в черный горох зонтик.— Он может быть серийным убийцей.
Теперь уже я смеялась, закинув назад голову. Настолько странный и редкий звук, потому что я не часто смеюсь, но он был искренним.
— И что ты предлагаешь мне с этим делать? Ткнуть им соседа?
— Это лучше, чем избить его, как ты бы и хотела, — передернула плечами она.
— Хорошо, хорошо, давай посмотрим, с кем имеем дело.
Я прислонилась к окошку рядом с дверью и отвела в сторону тонкую занавеску, ожидая увидеть седеющего мужчину в слишком маленькой выцветшей футболке и черных носках. Крошечная часть меня вспыхнула надеждой, что за дверью стоит Трент из ландромата. Те соблазняющие глаза несколько раз за прошедшие дни без приглашения вторгались в мои мысли, и мне было сложно избавиться от них. Я даже ловила себя на том, что смотрю, как ненормальная, на стену между нашими квартирами, строя догадки о том, чем же он сейчас занимается. Но музыка раздавалась с другой стороны, так что это не мог быть Трент.
Вместо этого за нашей дверью из стороны в сторону мотался пшеничного цвета хвостик.
— Серьезно? — фыркнула я, нащупывая замок.
За дверью стояла Барби. Я не шучу. Реальная 5-футовая 9-дюймовая[2] загорелая, блондинистая красотка с пухлыми губами и огромными голубыми глазами. Я потеряла дар речи, взирая на ее крошечные хлопковые шорты и растянутый на груди логотип Playboy.
«Эта грудь точно ненатуральная. Она размером с воздушные шары».
Мягкий голос, растягивающий слова, прервал мой транс.
— Привет, я — Нора Мэттьюс, из квартиры рядом. Все зовут меня Шторм.
Шторм? Шторм из соседней квартиры с огромными воздушными шарами, пришитыми к ее груди?