— Не вам одной, — отрезала Эмили Брент.
— Все это так невероятно, — сказала Вера. — И так
бессмысленно.
— Я очень недовольна собой, — с жаром сказала мисс Брент. —
И как я могла так легко попасться на удочку?
На редкость нелепое письмо, если вдуматься. Но тогда у меня
не появилось и тени сомнения.
— Ну, конечно, — машинально согласилась Вера.
— Мы обычно склонны принимать все за чистую монету, —
продолжала Эмили Брент.
Вера глубоко вздохнула.
— А вы и правда верите… в то, что сказали за завтраком? —
спросила она.
— Выражайтесь точнее, милочка. Что вы имеете в виду?
— Вы и впрямь думаете, что Роджерс и его жена отправили на
тот свет эту старушку? — прошептала она.
— Я лично в этом уверена, — сказала мисс Брент. — А вы?
— Не знаю, что и думать.
— Да нет, сомнений тут быть не может, — сказала мисс Брент.
— Помните, она сразу упала в обморок, а он уронил поднос с кофе. Да и негодовал
он как-то наигранно. Я не сомневаюсь, что они убили эту мисс Брейди.
— Мне казалось, миссис Роджерс боится собственной тени, —
сказала Вера. — В жизни не встречала более перепуганного существа. Видно, ее
мучила совесть.
Мисс Брент пробормотала:
— У меня в детской висела табличка с изречением: «ИСПЫТАЕТЕ
НАКАЗАНИЕ ЗА ГРЕХ ВАШ», здесь именно тот случай.
— Но, мисс Брент, как же тогда… — вскинулась Вера.
— Что тогда, милочка?
— Как же остальные? Остальные обвинения.
— Я вас не понимаю.
— Все остальные обвинения — ведь они… они же несправедливые?
Но если Роджерсов обвиняют справедливо, значит… — она запнулась, мысли ее
метались.
Чело мисс Брент, собравшееся в недоумении складками,
прояснилось.
— Понимаю… — сказала она. — Но мистер Ломбард, например, сам
признался, что обрек на смерть двадцать человек.
— Да это же туземцы, — сказала Вера.
— Черные и белые, наши братья равно, — наставительно сказала
мисс Брент.
«Наши черные братья, наши братья во Христе, — думала Вера. —
Господи, да я сейчас расхохочусь. У меня начинается истерика. Я сама не своя…»
А Эмили Брент задумчиво продолжала:
— Конечно, некоторые обвинения смехотворны и притянуты за
уши. Например, в случае с судьей — он только выполнял свой долг перед
обществом, и в случае с отставным полицейским. Ну и в моем случае, — продолжала
она после небольшой заминки. — Конечно, я не могла сказать об этом вчера.
Говорить на подобные темы при мужчинах неприлично.
— На какие темы? — спросила Вера.
Мисс Брент безмятежно продолжала:
— Беатриса Тейлор поступила ко мне в услужение. Я слишком
поздно обнаружила, что она собой представляет. Я очень обманулась в ней.
Чистоплотная, трудолюбивая, услужливая — поначалу она мне понравилась. Я была
ею довольна. Но она просто ловко притворялась. На самом деле это была
распущенная девчонка, без стыда и совести. Увы, я далеко не сразу поняла, когда
она… что называется, попалась. — Эмили Брент сморщила острый носик. — Меня это
потрясло. Родители, порядочные люди, растили ее в строгости. К счастью, они
тоже не пожелали потворствовать ей.
— И что с ней сталось? — Вера смотрела во все глаза на мисс
Брент.
— Разумеется, я не захотела держать ее дальше под своей
крышей. Никто не может сказать, что я потворствую разврату.
— И что же с ней сталось? — повторила Вера совсем тихо.
— На ее совести уже был один грех, — сказала мисс Брент. —
Но мало этого: когда все от нее отвернулись, она совершила грех еще более
тяжкий — наложила на себя руки.
— Покончила жизнь самоубийством? — в ужасе прошептала Вера.
— Да, она утопилась.
Вера содрогнулась. Посмотрела на бестрепетный профиль мисс
Брент и спросила:
— Что вы почувствовали, когда узнали о ее самоубийстве? Не
жалели, что выгнали ее? Не винили себя?
— Себя? — взвилась Эмили Брент. — Мне решительно не в чем
упрекнуть себя.
— А если ее вынудила к этому ваша жестокость? — спросила
Вера.
— Ее собственное бесстыдство, ее грех, — вот что подвигло ее
на самоубийство. Если бы она вела себя как приличная девушка, ничего подобного
не произошло бы.
Она повернулась к Вере. В глазах ее не было и следа
раскаяния: они жестко смотрели на Веру с сознанием своей правоты. Эмили Брент
восседала на вершине Негритянского острова, закованная в броню собственной
добродетели. Тщедушная старая дева больше не казалась Вере смешной. Она
показалась ей страшной.
Доктор Армстронг вышел из столовой на площадку. Справа от
него сидел в кресле судья — он безмятежно смотрел на море. Слева расположились
Блор и Ломбард — они молча курили Как и прежде, доктор заколебался. Окинул
оценивающим взглядом судью Уоргрейва. Ему нужно было с кем-нибудь
посоветоваться. Он высоко ценил острую логику судьи, и все же его обуревали
сомнения. Конечно, мистер Уоргрейв человек умный, но он уже стар. В такой
переделке скорее нужен человек действия. И он сделал выбор.
— Ломбард, можно вас на минутку?
Филипп вскочил.
— Конечно.
Они спустились на берег.
Когда они отошли подальше, Армстронг сказал:
— Мне нужна ваша консультация.
Ломбард вскинул брови.
— Но я ничего не смыслю в медицине.
— Вы меня неправильно поняли, я хочу посоветоваться о нашем
положении.
— Это другое дело.
— Скажите откровенно, что вы обо всем этом думаете? —
спросил Армстронг.
Ломбард с минуту подумал.
— Тут есть над чем поломать голову, — сказал он.
— Как вы объясните смерть миссис Роджерс? Вы согласны с
Блором?
Филипп выпустил в воздух кольцо дыма.
— Я вполне мог бы с ним согласиться, — сказал он, — если бы
этот случай можно было рассматривать отдельно.
— Вот именно, — облегченно вздохнул Армстронг: он убедился,
что Филипп Ломбард далеко не глуп.
