— Я надеюсь, здесь есть все, что вам нужно, мисс? — сказала
миссис Роджерс.
Вера огляделась. Ее чемодан принесли и распаковали. Одна из
дверей вела в ванную комнату, облицованную голубым кафелем.
— Да, да, все.
— Если вам что-нибудь понадобится, мисс, позвоните.
Голос у миссис Роджерс был невыразительный, унылый. Вера с
любопытством посмотрела на нее. Бледная, бескровная — ни дать ни взять
привидение! Волосы собраны в пучок, черное платье. Словом, внешность самая что
ни на есть респектабельная. Вот только светлые глаза беспокойно бегают по
сторонам.
«Да она, похоже, и собственной тени боится», — подумала
Вера. И, похоже, попала в самую точку. Вид у миссис Роджерс был насмерть
перепуганный… У Веры по спине пошли мурашки. «Интересно, чего может бояться эта
женщина» — но вслух она любезно сказала:
— Я новый секретарь миссис Оним. Впрочем, вы наверняка об
этом знаете.
— Нет, мисс, я ничего не знаю, — сказала миссис Роджерс. — Я
получила только список с именами гостей и с указаниями, кого в какую комнату
поместить.
— А разве миссис Оним не говорила вам обо мне? — спросила
Вера.
— Я не видела миссис Оним, — сморгнула миссис Роджерс. — Мы
приехали всего два дня назад.
«В жизни не встречала таких людей, как эти Онимы», — думала
Вера. Но вслух сказала:
— Здесь есть еще прислуга?
— Только мы с Роджерсом, мисс.
Вера недовольно сдвинула брови: «Восемь человек, с хозяином
и хозяйкой — десять, и только двое слуг».
— Я хорошо готовлю, — сказала миссис Роджерс. — Роджерс все
делает по дому. Но я не ожидала, что они пригласят так много гостей.
— Вы справитесь? — спросила Вера.
— Не беспокойтесь, мисс, я справлюсь. Ну а если гости будут
приезжать часто, надо думать, миссис Оним пригласит кого-нибудь мне в помощь.
— Надеюсь, — сказала Вера.
Миссис Роджерс удалилась бесшумно, как тень.
Вера подошла к окну и села на подоконник. Ею овладело
смутное беспокойство. Все здесь казалось странным — и отсутствие Онимов, и бледная,
похожая на привидение, миссис Роджерс. А уж гости и подавно: на редкость
разношерстная компания. Вера подумала: «Жаль, что я не познакомилась с Онимами
заранее… Хотелось бы знать, какие они…»
Она встала и, не находя себе места, заходила по комнате.
Отличная спальня, обставленная в ультрасовременном стиле. На сверкающем
паркетном полу кремовые ковры, светлые стены, длинное зеркало в обрамлении
лампочек. На каминной полке никаких украшений, лишь скульптура в современном
духе — огромный медведь, высеченный из глыбы белого мрамора, в него вделаны
часы. Над часами, в блестящей металлической рамке кусок пергамента, на нем
стихи. Вера подошла поближе — это была старая детская считалка, которую она
помнила еще с детских лет:
— Десять негритят отправились обедать,
Один поперхнулся, их осталось девять.
Девять негритят, поев, клевали носом,
Один не смог проснуться, их осталось восемь.
Восемь негритят в Девон ушли потом,
Один не возвратился, остались всемером.
Семь негритят дрова рубили вместе,
Зарубил один себя — и осталось шесть их.
Шесть негритят пошли на пасеку гулять,
Одного ужалил шмель, их осталось пять.
Пять негритят судейство учинили,
Засудили одного, осталось их четыре.
Четыре негритенка пошли купаться в море,
Один попался на приманку, их осталось трое.
Трое негритят в зверинце оказались,
Одного схватил медведь, и вдвоем остались.
Двое негритят легли на солнцепеке,
Один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.
Последний негритенок поглядел устало,
Он пошел повесился, и никого не стало.
Вера улыбнулась: «Понятное дело: Негритянский остров!» Она
подошла к окну, выходящему на море, и села на подоконник. Перед ней
простиралось бескрайнее море. Земли не было видно: всюду, куда ни кинь взгляд,
— голубая вода, покрытая легкой рябью и освещенная предзакатным солнцем.
«Море… Сегодня такое тихое, порой бывает беспощадным… Оно
утягивает на дно. Утонул… Нашли утопленника… Утонул в море… Утонул, утонул,
утонул… Нет, она не станет вспоминать… Не станет думать об этом! Все это в
прошлом».
Доктор Армстронг Прибыл на Негритянский остров к закату. По
дороге он поболтал с лодочником — местным жителем. Ему очень хотелось
что-нибудь выведать о владельцах Негритянского острова, но Нарракотт, как ни
странно, ничего толком не знал, а возможно, и не хотел говорить. Так что
доктору Армстронгу пришлось ограничиться обсуждением погоды и видов на рыбную
ловлю.
Он долго просидел за рулем и очень устал. У него болели
глаза. Когда едешь на запад, весь день в глаза бьет солнце. «До чего же он
устал! Море и полный покой — вот что ему нужно. Конечно, ему бы хотелось
отдохнуть подольше, но этого он, увы, не мог себе позволить. То есть он,
конечно, мог это себе позволить в смысле финансовом, но надолго отойти от дел
он не мог. Так того гляди и клиентуру растеряешь. Теперь, когда он добился успеха,
ни о какой передышке не может быть и речи. И все равно, — думал он, — хотя бы
на сегодня забуду о Лондоне и о Харлистрит, и обо всем прочем, представлю себе,
что я никогда больше туда не вернусь.
В самом слове «остров» есть какая-то магическая притягательная
сила. Живя на острове, теряешь связь с миром; остров-это самостоятельный мир.
Мир, из которого можно и не вернуться. Оставлю-ка я на этот раз повседневную
жизнь со всеми ее заботами позади», — думал он. Улыбка тронула его губы: он
принялся строить планы, фантастические планы на будущее. Поднимаясь по
вырубленным в скале ступенькам, он продолжал улыбаться.
На площадке сидел в кресле старик — лицо его показалось
доктору Армстронгу знакомым. «Где он мог видеть это жабье лицо, тонкую
черепашью шею, ушедшую в плечи, и главное — эти светлые глаза-буравчики? Ну,
как же, это старый судья Уоргрейв. Однажды он проходил свидетелем на его
процессе. Вид у судьи был всегда сонный, но его никто не мог обойти. На
присяжных он имел колоссальное влияние: говорили, что он может обвести вокруг
пальца любой состав. Не раз и не два, когда обвиняемого должны были наверняка
оправдать, ему удавалось добиться сурового приговора. Недаром его прозвали
вешателем в мантии. Вот уж никак не ожидал встретить его здесь».
