— А что-нибудь не розовое у вас есть? — без особой надежды поинтересовался Тейлон.
— Есть еще одна бритва, пурпурная. Хотите?
— Да, если можно.
Саншайн снова порылась в шкафчике и вручила ему вторую бритву, более насыщенного розового оттенка.
— Какая же она пурпурная? — вздохнул Тейлон. — Она тоже розовая.
Саншайн закатила глаза.
— Еще есть перочинный ножик. Принести?
Искушение было велико, но Тейлон согласился на «пурпурную» бритву.
Саншайн не шевелилась, пока он не скрылся в душевой и не задернул за собой занавеску. Лишь тогда она позволила себе глубоко вздохнуть. Боже правый, что за красавец! Обязательно надо его нарисовать — хотя бы углем!
На него невозможно смотреть спокойно. Тело... лицо... взгляд... И даже если зажмуришься — это не поможет: останется голос. Глубокий чувственный голос со странным акцентом, как будто сразу и английским, и шотландским. Голос, от которого внутри у нее что-то дрожит и плавится.
Обмахнув руками разгоряченное лицо, Саншайн заставила себя вернуться на кухню. Хотя больше всего ей сейчас хотелось сорвать с себя одежду, шагнуть к нему под душ — и намыливать, намыливать, намыливать его огромное, мощное, мускулистое тело, пока он не запросит пощады!
Она представила себе эти мышцы, перекатывающиеся под гладкой кожей... у нее под пальцами... Рай. Просто рай.
И даже не разозлился из-за штанов! Уму непостижимо. Любой на его месте давным-давно обругал бы ее на чем свет стоит. А она, разумеется, указала бы ему на дверь.
А он только пожал плечами и кивнул. Ну и выдержка!
Теперь, задумавшись об этом, она сообразила, что ее гость почти вообще не проявляет своих чувств. Само спокойствие и сдержанность. Непривычно... и очень, очень приятно.
— Эй, Стив! — позвала она.
— Я не Стив, — откликнулся он из душа. — Меня зовут Тейлон.
— Тейлон... а дальше?
— Просто Тейлон.
Саншайн улыбнулась. Тейлон. Имя ему подходит.
— Вы что-то хотели? — спросил он.
— Что? — не поняла она.
— Вы меня позвали. Хотите о чем-то спросить?
Саншайн закусила губу, пытаясь сосредоточиться.
— Ой... Я забыла!
Из-за занавески сквозь шум воды донесся хрипловатый смешок. Ну вот, пожалуйста: любой другой парень решил бы, что над ним издеваются, а этот только смеется!
Следующие пять минут Саншайн искала блокнот для набросков — и наконец нашла. В холодильнике. Кстати, уже не в первый раз. Присев на стойку, она начала рисовать свое новейшее приобретение.
Тейлона.
Она тщательно переносила на бумагу точеные черты его лица и сложную татуировку на теле. Никогда еще на пути Саншайн не встречались, натурщики таких совершенных пропорции! Художница сама не заметила, как, погрузившись в творчество, забыла обо всем, кроме красоты, которую стремилась воспроизвести на бумаге... Забыла даже о том, что источник ее вдохновения совсем рядом, — моется под душем, отделенный от нее только занавеской.
Очнулась она, лишь когда он вышел на кухню, — босиком, с влажным полотенцем вокруг бедер.
Ой, мамочки!
Она невольно поднесла руку ко рту, сдерживая возглас восхищения. Его золотистые волосы — кроме двух косичек, раскачивавшихся в такт шагам — теперь были зачесаны назад и блестели от влаги. На фоне светлой кожи и золотых волос особенно поражали глаза — сверкающие и черные, как ночь: в них читались острый ум и какая-то загадочная власть. Никогда она не видела у блондинов таких темных глаз.
От него исходило ощущение невероятной силы. При взгляде на мужчину перехватывало дыхание. Казалось, сам воздух вокруг него дрожит и искрится, напоенный энергией. Ах, если бы удалось передать это на бумаге!
Но она понимала: никто и никогда не сможет ни воспроизвести, ни воссоздать такую мощную ауру. Это можно испытать и ощутить, лишь находясь рядом с этим источником излучения.
Чем ближе Тейлон подходил, тем громче стучало ее сердце. Не просто полуголый незнакомец — широкими решительными шагами к ней направлялся Мужчина. Само воплощение мужественности.
Она смотрела на него — и кровь вскипала у нее в жилах.
Прошлой ночью у нее в постели он был красив. Сейчас, полный сил и крепко стоящий на ногах, — не просто красив. Прекрасен.
— Знаете, Тейлон, — проговорила она, скользя взглядом по его рельефным мускулам, — вам удивительно идет полотенце. Можете выйти на улицу прямо так — и, пожалуй, у вас найдется толпа подражателей!
Уголки его губ изогнулись в легкой улыбке.
— А вы всегда говорите все, что приходит на ум?
— Почти. Ну, кое о чем, конечно, стараюсь помалкивать. Раньше вообще говорила все, что в голову взбредет, но как-то раз в художественной школе вышла неприятная история: соседка по комнате вызвала ко мне психиатрическую бригаду. Представьте себе, они действительно едят на вызовы в белых халатах!
Эту историю она изложила так простодушно, что Тейлон понял: все правда, так оно и было. Похоже, она действительно не умеет скрывать свои мысли. Удивительная женщина... но совсем не сумасшедшая.
Ну... по крайней мере, не такая уж сумасшедшая. Бывает и хуже.
Она потянулась к его несъеденному «завтраку», подцепила вилкой бурую оладью, покрытую какими-то блестящими чешуйками.
— Вы так и не съели оладьи.
Святая правда. Свои ботинки он тоже не съел. Но, если уж придется выбирать, — скорее сожрет ботинки, чем это.
— Спасибо, мне что-то не хочется есть.
А хочется совсем-совсем другого.
Саншайн отставила тарелку, а затем протянула руку к его ожерелью. От прикосновения ее нежных пальцев к шее он ощутил легкую дрожь во веем теле... и кое-что еще.
— Какая красота! Я всегда хотела носить торк, но не нашла такого, который бы мне подходил. — Она нежно погладила пальцем голову дракона. — Вы из Шотландии?
— Не совсем, — ответил он. В памяти всплыла история этого ожерелья — свадебного подарка королевы Оры. Два одинаковых торка, одни — ему, другой — его невесте. Тейлон сам не знал, зачем до сих пор носит это украшение. Должно быть, потому, что снять его было бы слишком больно. Как будто потерять Нинью еще раз — уже навсегда.
Как ни гнал он от себя эти воспоминания, — но сейчас с испепеляющей ясностью увидел, как Нинья, приподнявшись на цыпочки, надевает ожерелье ему на шею. Лицо ее сияет, глаза полны любви. Вот она целует его в губы...
Боги, как же он тоскует по ней! Даже сейчас, много сотен лет спустя. Порой, как будто наяву, ему чудится нежный теплый запах ее волос. Прикосновение ее руки. Должно быть, то же испытывают калеки, через много лет после увечья страдающие от фантомных болей в оторванных руке или ноге.
