Эш усмехнулся:
— Врожденное обаяние, Ник. Либо оно есть, либо нет.
— Да, но представь, как обидно тем, кто его лишен! По-моему, тебе стоило бы поделиться. А то как-то не по-товарищески получается... — Ник принялся за еду. — Кстати, а что значит «не свободен»? У тебя кто-то есть? — поинтересовался он, прожевывая пищу.
Ашерон не ответил — и неудивительно: на такие вопросы он никогда не отвечал.
— Вернемся к нашему разговору. Я вызвал тебя сюда, потому что мне нужна твоя помощь.
Надо сообщить Кириану, что Валерий теперь работает в Новом Орлеане.
Ник поперхнулся бутербродом.
— Это не ко мне!
— Ник, я серьезно. Рано или поздно они столкнутся, и Кириан, как и Джулиан, должен быть к этому готов. Если, Зевс упаси, кто-то из них убьет Валерия, гнев Артемиды будет страшен. А я не хочу, чтобы кто-то из них пострадал или погиб. Особенно учитывая, что теперь у обоих есть жены и дети.
Ник сглотнул и вытер губы салфеткой.
— А чего ты от меня хочешь?
— Поддержи меня. Помоги убедить Кириана, что не нужно мстить Валерию за преступления его деда.
Легко сказать! Ник вздохнул, поковырял вилкой в бобах.
— Ты многого просишь, Эш. Откровенно говоря, если Кириан решит выбить дерьмо из этого высокомерного ублюдка, я ему с радостью помогу.
— Николас Амброзиус Готье, следи за своим языком!
От этого мелодичного голоса с креольским выговором Ник подпрыгнул на табурете. За спиной у него стояла мать — в голубом свитере и джинсах, с длинными светлыми волосами, собранными в узел; в свои сорок лет она все еще выглядела молодой девушкой. И, надо сказать, очень привлекательной. Ник и сам не отказался бы за такой приударить... не будь она его мамочкой!
Эш молниеносным движением придвинул к себе Никову кружку пива. Но мама, разумеется, это заметила:
— Не надо, Эш. Нечего его покрывать. — Она погрозила Нику пальцем. — Ты за рулем?
— Нет, мам, я за стойкой.
— Выпендриваться будешь перед своими подружками! Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
Ник улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой — той, что всегда выручала его из беды:
— Мама, это первая кружка. Если выпью больше одной, то за руль не сяду.
С той же материнской заботливостью она повернулась к Эшу:
— А ты? Опять разъезжаешь на этом своем мотоцикле?
— Нет, мэм.
— Мам, — прервал Ник, недовольный ее внезапным появлением, — а что ты здесь делаешь?
— Шла на работу, увидела вас и решила зайти поздороваться. Домой я вернусь поздно, а ты в последнее время убегаешь на рассвете, не удосужившись даже сказать «пока». — Она бросила на него обиженный взгляд. — Имею я право пять минут пообщаться с сыном?
— Извини, мам, — пробормотал Ник, чувствуя сильное желание провалиться сквозь землю, — работы много, да еще экзамены...
— Ладно, сынок, — улыбнулась она, взъерошив ему волосы. — Я все понимаю.
Затем оглядела Эша с ног до головы, расстегнула на нем плащ, заглянула в прорезь и недовольно покачала головой.
— Кажется, ты еще сильнее отощал с тех мор, как мы в последний раз виделись. — Подозвав бармена, она заказала для Эша порцию бобов с рисом. — Хочешь чего-нибудь еще?
— Нет, спасибо.
— И чтобы съел все, до последней крошки! — приказала она, погрозив Эшу пальцем.
— Да, мэм, — смиренным голоском Эдди Хаскелла
[29]
ответил тот.
Ник кусал губы, едва сдерживая смех. Только Чериз Готье могла так себя вести с Ашероном, внушающим ужас каждому, кто его видел! Знала бы она, что опекает человека одиннадцати тысяч лет от роду!
— Мама, Эш не ребенок, не надо с ним нянчиться!
— Поверь мне, Ник, — отозвалась мать, поправляя на Ашероне воротник плаща, — за ним нужно присматривать, как и за тобой. Вы, мальчики, считаете себя уже взрослыми, думаете, что весь мир у ваших ног...
Если бы она только знала!
— Вот что я вам скажу, — продолжала она, — почему бы вам с Эшем не заглянуть вечерком ко мне в «Убежище»? Угощу вас земляничным печеньем и печеной картошкой по-каджунски.
Составите мне компанию, а если тебе, Ник, надо заниматься, то посидишь в задней комнате.
Когда же мама поймет, что он уже вырос? Для нее он всегда останется пятилетним малышом, за которым нужен глаз да глаз! И все же Ник очень любил свою мать.
— М-м... хорошо, зайдем, если будет время.
— Вот и молодец. — Порывшись в сумочке, она достала две двадцатки и протянула их Эшу. — Это за рис и бобы. И, если еще будешь пить, — домой отправляйся на такси. Понял меня?
— Понял, миссис Готье, спасибо, — безропотно отозвался Эш, принимая деньги.
Улыбнувшись, она поцеловала Ника в щеку, а Ашерона потрепала по плечу.
— Ну что ж, мальчики, ведите себя хорошо и не ввязывайтесь в неприятности.
— Постараемся, — кивнул Ник.
Едва она ушла, он повернулся к Ашерону.
— Ох... извини, пожалуйста! И спасибо за терпение.
Ашерон протянул ему сорок долларов.
— Ник, никогда не стыдись своей матери. Будь благодарен судьбе, что она у тебя есть.
— Поверь, я благодарен, — ответил Ник, сунув деньги в карман.
Он улыбнулся, задумавшись о матери. Да, Чериз готова по-матерински опекать весь мир, — но стоит ли этому удивляться? Не ее ли отец выгнал из дома в пятнадцать лет, узнав, что она беременна Ником? Неудивительно, что любой одинокий и неприкаянный подросток вызывал в ней желание позаботиться о нем, накормить, отогреть своим теплом.
Вернулся бармен с порцией риса и бобов для Ашерона.
Косо взглянув на тарелку, Эш передвинул ее Нику.
— Ты, кажется, говорил, что умираешь от голода?
Ник и вправду был голоден, однако чувствовал, что две порции ему не одолеть. Вдруг он подумал: он не раз видел, как Ашерон пьет, но никогда не замечал, чтобы тот что-нибудь ел.
— Слушай, а ты вообще-то ешь?
— Вообще-то ем. Но того, что мне нужно, в этом меню не найти.
Что-то подсказывало Нику, что лучше эту тему не развивать. Поэтому он спросил:
— И вообще, я сейчас вдруг подумал: а почему мы с тобой встречаемся средь бела дня? Как тебе удается не сгорать на солнце?
— Я особенный.
— Ага, я же говорил — инвалид!
Ашерон молча покачал головой.
