Но теперь на нем не осталось ни следа ранений.
— Я так рада, что ты жив! — выдохнула она.
— Поверь мне, и я рад, что ты жива.
Она провела пальцем по его соску... и вдруг замерла — к горлу подступила тошнота.
— Саншайн!
Не отвечая, она спрыгнула с кровати и бросилась в ванную.
Тейлон последовал за ней и бережно поддерживал ее, пока она извергала из себя остатки снадобья.
Саншайн не знала, сколько времени провела, склонившись над унитазом. Казалось, это никогда не кончится.
И все это время Тейлон был с ней — поддерживал, убирал от лица волосы, протирал лицо прохладной влажной губкой.
— Как ты? — спросил он, когда рвота наконец прекратилась.
— Ох, даже не знаю. Просто отвратительно!
Он поцеловал ее в макушку.
— Пойду принесу тебе колы и крекеров, чтобы успокоить желудок.
Она поблагодарила его и перешла к раковине, чтобы прополоскать рот и почистить зубы.
Когда Саншайн вышла из ванной, Тейлон ждал ее на кровати.
Она села рядом и натянула на себя одеяло — ее все еще знобило.
Тейлон протянул ей крекер и банку кока-колы.
— Хм, — проговорила она, взяв угощение. — Должно быть, ты в самом деле ко мне неравнодушен, если позволяешь есть крекеры в твоей постели.
Он откинул ее волосы со лба и взглянул ей прямо в глаза прямым, серьезным взглядом.
— Вот именно.
От этих слов по ее спине пробежал холодок.
— Ко мне, Тейлон? Или к Нинье? Когда ты смотришь на меня, ты видишь Саншайн или свою жену?
— Обеих.
Саншайн скривилась — не это она хотела бы услышать! Всю жизнь она боролась за право быть самой собой. Правда, родители принимали ее такой, как она есть, но мужчины, с которыми она встречалась, постоянно стремились ее переделать.
Даже Джерри.
Последний ее парень начал за ней ухаживать только потому, что она была похожа на его предыдущую подружку.
А теперь Тейлон видит в ней свою покойную жену.
И что ее ждет? Снова — иллюзорный выигрыш, который обернется потерей?
Ну почему никто не любит просто Саншайн, такую, как она есть?
Был бы Тейлон так же нежен и внимателен, если бы не видел в ней перевоплощение своей жены?
— А что тебе во мне нравится? — поинтересовалась она, откусывая крекер.
— Огонь, горящий в тебе. И, конечно, твое тело.
— Хм, спасибо. Значит, если бы я была толстой и страшной, ты бы от меня сбежал?
— А ты бы сбежала, будь я толстым и страшным?
Этот парень за словом в карман не лезет!
— Может быть. Наверное, постаралась бы потихоньку смыться.
Он рассмеялся:
— А я бы пустился в погоню.
— Правда?
— Правда!
Все это прекрасно: но за кем он пустился бы в погоню — за Саншайн или за Ниньей?
Этот вопрос не давал ей покоя.
Саншайн наклонилась к нему и поцеловала в лоб.
— Тебе надо поспать. У тебя усталый вид.
Она была права: уже почти полдень, а он, в отличие от Саншайн, не привык весь день бодрствовать.
— Ладно. Помни, если тебе что-то понадобится, звони Нику: четверка и знак фунта. И не отходи далеко от дома. Камул непременно вернется, а когда — мы не знаем. Здесь его, по крайней мере, задержат аллигаторы. Так что держись поближе к дому и, чуть что, зови на помощь.
Она кивнула:
— Я буду или в доме, или выйду порисовать прямо у крыльца. Обещаю.
— Вот и хорошо. — Он нежно поцеловал ее в щеку, а затем потерся об нее носом. — Увидимся через несколько часов.
Саншайн укрыла его одеялом, оделась, выключила свет и отправилась на улицу — рисовать.
Стоя за мольбертом, она вдруг сообразила, что Тейлон, многие столетия прожив на болоте, ни разу не видел, как красиво оно при свете дня.
Не видел, как солнечные зайчики прыгают по воде. Не видел сочную зелень мха, свисающего с крыши. Ведь ночь крадет у мира все краски.
Бедный Тейлон! Что за жизнь у него! В полном одиночестве, без...
Тут она поморщилась — в голове у нее ясно прозвучало:
«Без солнечного света. Без Саншайн».
— Что за глупости лезут мне в голову? — пробормотала она.
Но это не помогло, — сердце ее ныло от сострадания к нему.
Что за ужасная у него жизнь! Много сотен лет — в одиночестве, при полной невозможности найти родную душу или хотя бы друга, находясь в вечном страхе от того, что, сблизившись с кем-то, навлечет на него беду...
На закате она собрала мольберт и кисти и направилась к дому. С причала за ней следила Бет: Саншайн помахала крокодилице и бросила ей остатки крекеров.
Физически Саншайн вполне оправилась, но настроение ее оставляло желать лучшего.
Войдя в дом, она долго смотрела на спящего Тейлона. Он — создание ночи. В буквальном смысле. И она не сможет его изменить. Никогда.
Он бессмертен.
А она — обычный смертный человек.
У них нет будущего.
От этой мысли на глаза навернулись слезы.
«Есть и бывшие Темные Охотники...»
Но надо еще уговорить Тейлона. И потом, что дальше? Они поженятся? И он будет ждать от нее того же, что получал от Ниньи?
При этой мысли Саншайн вздрогнула. Не в обиду ей будет сказано, но в облике Ниньи она, откровенно говоря, была такой дурочкой!
Нет ничего дурного в том, чтобы любить мужа, но, будучи Ниньей, она не просто любила Тейлона. Она пресмыкалась перед ним, попросту растворялась в нем. Жила только его интересами, желаниями и мечтами. Никогда с ним не спорила, не возражала, что бы он ни делал.
Сказал бы он ей выпрыгнуть из окна — она бы прыгнула, не задумываясь. Она выполняла все его желания, не думая о своих собственных.
Настоящая степфордская женушка
[31]
— фу!
Нет, Саншайн так себя вести не сможет, даже если честно попытается это сделать. Она упряма, с острым язычком — и, чего греха таить, временами бывает эгоистична.
Ей нужны равные отношения. Нужно, чтобы мужчина уважал ее творческий дар. Чтобы любил ее так же, как она любит его, — принимая такой, как она есть, со всеми ее недостатками.
Она не намерена отказываться, ни от своей жизни, ни от самой себя.
Но с Тейлоном она никогда не сможет быть уверена: любит ли он ее, Саншайн, или просто терпит ради Ниньи.
