Тейлон протянул ему руку, но отец покачал головой.
— Я шаман. Я не могу к вам прикасаться.
— Простите, я не подумал, — понимающе кивнул Тейлон.
Уэйн в это время поднялся и незаметно исчез.
Едва он скрылся, отец перевел суровый взгляд на Саншайн.
— Котенок, Старла не сказала мне, что у твоего нового друга нет души.
— Может быть, думала, что ты не заметишь. А ты заметил?
— Как видишь.
— Кстати, как мама? — поспешно сменила тему Саншайн.
— У нее все в порядке. Ты-то как?
— Папа, у меня все отлично. Не беспокойся.
— Я твой отец, Саншайн. Беспокоиться о тебе — моя обязанность.
— И ты с ней отлично справляешься, — улыбнулась она.
Но отец по-прежнему хмурился.
Тейлон шагнул вперед.
— Дэниел, разрешите перемолвиться с вами парой слов?
Саншайн нахмурилась, ощутив в его голосе зловещую нотку. Отец сощурил глаза еще сильнее, но кивнул.
— Саншайн, оставайся со Стормом.
Глядя им вслед, Саншайн почувствовала, как ее охватывает ужас. Ужас дурного предчувствия. Надвигалось что-то страшное.
Тейлон отвел ее отца в другой угол бара. Оглянулся на Саншайн — и сердце его болезненно сжалось.
— Чего ты от меня хочешь? — сурово спросил Дэниел.
— Послушайте, я уже понял, что вам не нравлюсь...
— Не нравишься? Ты — бездушный убийца. Правда, убиваешь, чтобы защищать нас; но это не отменяет того факта, что ты — больше не человек.
— Знаю. Поэтому мы и здесь. Сегодня я хочу передать Саншайн под вашу защиту. Есть люди, которые хотят ей навредить, и я буду очень вам благодарен, если вы за ней присмотрите. На всякий случай я тоже останусь поблизости сегодня и завтрашней ночью, но не буду показываться вам на глаза.
— Судя по тому, что рассказала мне жена, Саншайн тебя так просто не отпустит.
— Об этом не беспокойтесь, — с горечью ответил Тейлон. — Обещаю вам, через пять минут она на меня и смотреть не захочет.
— Что это значит? — нахмурился Дэниел.
Тейлон метнул взгляд на огромные часы с рекламой «будвайзера», висящие на стене бара.
Его время на исходе.
Будьте прокляты, Судьбы!
— Ничего, — тихо ответил он. — Просто знайте: я больше не побеспокою вашу дочь. Даю слово.
Дэниел медленно кивнул.
Возвращаясь к Саншайн, Тейлон не знал, каким чудом еще держится на ногах. В глазах у него темнело от чудовищной душевной боли. Мысль о том, что произойдет через несколько секунд, была невыносима.
Но он должен через это пройти.
Им с Саншайн не быть вместе. Глупо надеяться на что-то иное.
Он должен убить их любовь, чтобы спасти ей жизнь.
Уголком глаза он заметил Эрота. Сейчас бог любви был невидим для смертных, но не мог укрыться от взгляда Охотника.
— Ты уверен? — прозвучал у него в мозгу голос бога.
Тейлон наклонился к Саншайн, нежно поцеловал ее в губы — и кивнул Эроту.
Сжав ее лицо в ладонях, он вглядывался в ее карие глаза — и с трепетом ждал мига, когда любовь в этих глазах сменится отвращением и ненавистью. Когда она вырвется из его рук и с губ ее сорвется проклятие.
Эрот поднял свой лук и выпустил в сердце Саншайн свинцовую стрелу.
Тейлон вздрогнул от предчувствия невыносимой боли.
Прощай, любовь моя.
— Ой! — скривившись, воскликнула Саншайн. — Тейлон, что такое? Это ты меня ударил?
Он покачал головой, молча ожидая вспышки ненависти в ее глазах.
Но ненависти не было.
Текли секунды. Саншайн, нахмурившись, прислушивалась к себе.
— Что-то мне нехорошо, — проговорила она, потирая грудь как раз над сердцем, там, куда попала стрела Эрота.
А затем вдруг подняла на него глаза:
— Купидон?
— Ты меня видишь? — удивился Эрот.
— Прекрасно вижу.
Эрот нервно переступил с ноги на ногу.
— Эрот, что происходит? — воскликнул Тейлон. Он наконец понял, что что-то пошло не так. — Почему она меня не возненавидела?
— Гм... вы случайно не созданы друг для друга? — неловко поинтересовался бог любви.
— Созданы, — ответила Саншайн. — Так мне сказала Психея.
Эрот смущенно улыбнулся:
— Упс! Накладочка вышла. Придется мне серьезно поговорить со своей женой. Черт, почему она меня не предупредила?
— «Накладочка»? — повторил Тейлон. — И часто у тебя случаются такие «накладочки»?
Эрот смущенно откашлялся:
— Видите ли, мне никто не сказал, что вы — родственные души. Свинцовой стрелой можно убить легкое увлечение, похоть, болезненную страсть, но не истинную любовь. Ее ничто убить не в силах.
Саншайн молча смотрела то на одного, то на другого. Наконец она поняла, что происходит, и ей захотелось придушить этого мерзавца!
— Так, значит, ты пытался сделать так, чтобы я тебя возненавидела?
Теперь Тейлон смущенно заулыбался — точь-в-точь как Эрот.
— Дорогая, я все объясню...
— Да уж, объяснись, будь так добр! — кипя от ярости, прорычала Саншайн. — Что ты о себе вообразил? Как посмел тайком от меня насиловать мой ум и сердце?
— Саншайн! — вмешался ее отец. — Он прав. У вас с ним нет будущего. Он — не человек.
— А мне плевать, кто он! Нас с ним кое-что связывает, и я поверить не могу, что он оказался на такое способен!
— Я запрещаю тебе с ним встречаться, — отрезал отец.
Она гневно повернулась к нему.
— Папа, мне не тринадцать лет! Ты не можешь мне ничего запретить, это касается только нас двоих!
— Я не хочу, чтобы ты снова умерла у меня на руках! — подчеркивая каждое слово, проговорил Тейлон.
— А я не хочу, чтобы мной манипулировали! Не согласен — дверь вон там!
Не говоря ни слова, Тейлон развернулся и бросился вон из клуба, раздираемый противоречивыми чувствами.
Он должен уйти. Как можно быстрее. Как можно дальше.
Ради нее. И ради себя самого.
Не оглядываясь, он бросился к мотоциклу. Оседлал его, но завести не успел, — Саншайн, выбежав следом, схватила его за руку.
— И что же, ты вот так меня бросишь?
Он оскалил клыки.
— Ты еще не поняла, кто я?!
Саншайн сглотнула. То, что говорила ей Психея, вдруг обрело смысл. Он — больше не Спейрр, доблестный воин, вождь своего клана. Не маленький мальчик, запретивший себе быть слабым. Не влюбленный юноша, отстоявший свою любовь.