Он смерил Тейлона суровым взглядом:
— Точнее, еще вчера я сказал бы, что могу на тебя положиться. Сейчас уже так не скажу.
— Ящер, со мной все в порядке!
— Нет, Тейлон. Ошибаешься. Ты прыгаешь со второго этажа и лупишь смертного, которого клялся защищать. Ты ставишь под удар всех нас, а заодно и семью Пельтье. Почему? Потому что он обидел твою женщину. Это не называется «в порядке». О чем ты, черт побери, думал?
Тейлона снова захлестнул гнев.
— Эш, я давно уже не ребенок! Я умею расставлять приоритеты.
— Обычно — да. Но сейчас ты думаешь сердцем, а не головой — и это смертельно опасно для всех нас. Тейлон, мы — Темные Охотники. У нас нет человеческих чувств.
В иное время Тейлон бы с ним согласился. Но сейчас его обуревало в высшей степени человеческое чувство — ярость, которую он с трудом подавлял. Какого черта Эш читает ему нотации? Он лучше Ашерона знает, что поставлено на карту!
— У меня все под контролем.
— Да неужели? — усмехнулся Эш. — Что-то незаметно. Я приказал тебе держать Саншайн здесь — ты ослушался прямого приказа. Ты заключил от своего лица сделки с катагари и с Эротом. Тейлон, ты не имел права брать на себя такие обязательства. Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться, для тебя и для всех нас?
— Я не мог поступить иначе. Мне нужно защитить свою жену. Любой ценой.
— Жену?! — Эш потряс головой. — Тейлон, посмотри на меня!
Тейлон взглянул ему в лицо.
Ашерон устремил на него холодный, непроницаемый взгляд:
— Саншайн — не Нинья. Твоя жена мертва. Умерла пятнадцать столетий назад и похоронена на другой стороне земного шара.
Тейлон взревел от боли и ярости. Неправда! Саншайн — его жена! Он знает это. Чувствует. Она — его жизнь.
Она для него — весь мир.
Не думая о том, что делает, с ревом дикого зверя он бросился на Ашерона, схватил его за горло и начал трясти.
— Она не умерла! — вопил он. — Будь ты проклят, она не умерла!
Эш легко разомкнул его руки, а затем взмахом посоха лишил Тейлона способности двигаться.
Тейлон рычал, пытаясь освободиться от заклятия, но невидимые цепи крепко держали его.
Несколько секунд спустя он пришел в себя — и понял, как далеко зашел.
Он напал на Ашерона.
Эта мысль отрезвила его. Эш прав. Если он не успокоится, не возьмет себя в руки, то навлечет беду на всех Охотников.
На всех своих товарищей.
Глубоко вздохнув, Ашерон освободил его.
— Тейлон, тебе придется принять решение. У Темных Охотников нет жен. У нас не бывает семьи. Мы отвечаем только за себя. Единственные, кого мы охраняем и защищаем, — невинные люди, страдающие от нападений даймонов. Это ты должен четко понять.
— Я понимаю, — прохрипел Тейлон.
Ашерон кивнул. Серебристые глаза его загадочно блеснули.
— Скажи мне, чего ты хочешь. Хочешь ли, чтобы я попросил Артемиду вернуть твою душу?
Этот вопрос заставил Тейлона задуматься. До сих пор он не сталкивался с подобным выбором. Ни разу за все полторы тысячи лет он не осмеливался и мечтать о том, чтобы Нинья к нему вернулась.
Чтобы она...
Он скривился и прикрыл глаза, словно от боли.
Нинья к нему не вернулась. Ашерон прав.
Нинья умерла.
Та женщина, что ждет его в хижине, — не его умершая жена.
Это Саншайн. Его живая возлюбленная, пылкая, храбрая и любящая.
У нее душа его жены, но все же она — совсем другая женщина. Женщина, без которой он не сможет жить.
А жить с ней — не осмелится.
Тейлону казалось, что сердце его пилят тупым ножом. И все же... Саншайн — обычная смертная. Рано или поздно она о нем забудет и вернется к своей обычной жизни. Быть может, встретит человека, с которым сможет быть счастлива.
Эта мысль ранила больнее острой стали, но Тейлон понимал, что в этом и есть единственный выход.
Он ее потеряет — так или иначе. Значит, стоит дать ей шанс обрести счастье, которое не обернется для нее гибелью.
— Нет, — тихо ответил Тейлон. — Я не хочу возвращать себе душу, зная, что после этого на Саншайн обрушится гнев Камула. Свобода такой ценой мне не нужна.
— Ты уверен?
Он кивнул. Затем покачал головой.
— Если честно, Ящер, — я уже ни в чем не уверен. — Он поднял взгляд на Ашерона. — Скажи, ты когда-нибудь любил?
Ашерон стоически выдержал его взгляд, но на вопрос, разумеется, не ответил.
— Знаешь, есть две вещи в жизни, которые изменяются постоянно, хотя людям кажутся неизменными. Это любовь — и сама жизнь. Если ты действительно любишь эту женщину, если веришь ей, — почему бы не попробовать?
— Но, если я ее потеряю...
— Всего лишь «если», кельт. Точно мы знаем одно: не попытаешься — потеряешь ее наверняка.
— Но если я от нее откажусь, по крайней мере, она будет жить!
— Так же, как жил ты после смерти Ниньи?
— Не смей так говорить!
— Я клялся сражаться с даймонами, но не клялся щадить твои чувства. — Ашерон устало вздохнул. — Знаешь, много столетий назад один мудрый китаец сказал мне: «Тот, кто позволяет страху управлять собой, становится рабом своего страха».
— Конфуций?
— Нет, его звали Мин Квань. Он был рыбаком и готовил, как мне говорили, лучшее в Китае цзунцзы
[36]
.
Тейлон нахмурился: Ашерон постоянно удивлял его неожиданными ответами.
— Ты странный человек, Ашерон Партенопей. Но скажи мне, что бы ты сделал на моем месте?
Ашерон скрестил руки на груди.
— Я, Тейлон, не претендую ни на чье место, кроме своего собственного. И не собираюсь отвечать за последствия твоих поступков. Думай сам, решай сам.
Тейлон вздохнул.
— Возможно ли сразиться с богом и победить?
Серебристые глаза Ашерона потускнели. Тейлон с любопытством наблюдал за ним: он почувствовал, что своим вопросом задел какие-то струны из прошлого атлантийца. Какие-то давние воспоминания — и, судя по всему, не слишком приятные.
— Боги, как греческие, так и кельтские, очень похожи на людей. Они тоже совершают ошибки. Иногда их ошибки идут нам во благо, иногда — во зло.
— Теперь ты говоришь, как оракул.
— Тебя это пугает?
— Нет, просто чертовски злит!
Тейлон повернулся, собираясь уйти.
