Что же делать?!
А вот что. Надо найти девчонку и дать денег. Сразу и много. Найти ее легко. Следует послать кого-нибудь в деревню на трассе и узнать, чья дочка, внучка или гостья в красном платье уезжала сегодня вечером в город.
Но кого послать? Самой ехать нельзя, да и не хочется. Случись что, ее вмиг опера срисуют — Домино фигура заметная.
Так. Лялька с Гудвином в Кашине. Из Бори сыщик как из говна пуля.
Кого? Кого послать, если больше ни одного человека посвящать нельзя?
Или время терпит?
Эх, зря она с испугу Гудвина из города убрала.
Но сделанного не воротишь. Вова уже выехал из зоны досягаемости сотовой связи, он медвежьими углами до Кашина добирается.
— Марта, спаси меня, — вдруг всхлипнул Гольдман. Домино промолчала. У нее не было времени на утешения. — Я знаю… ты можешь, — продолжал скулить любовник.
— Заткнись, — приказала Марта. — Дай подумать.
Готовя операцию, она и представить не могла, что юродствовать, изображая «спасительницу», ей не придется. У Домино в действительности голова распухала от сотни мыслей и тревог.
— Боря, ты помнишь вечер прошлой субботы? — Любовник покачал головой. — Сосредоточься, пожалуйста. Вспомни, ты пришел пьяный, принес красные розы… Ну? — Борис наконец кивнул. — Теперь слушай меня внимательно. Весь сегодняшний вечер ты провел со мной. Ничего другого не было. Не было ни дачи, ни девушки… ничего. Ты весь вечер просидел здесь. И наши показания, которые, возможно, скоро понадобятся, не должны отличаться ни на йоту. Мы сидели дома, пили, ели, разговаривали. О чем разговаривали и что делали, говори, вспоминая прошлую субботу. До мелочей. Только телевизор исключи, — поморщилась Домино, — сегодня программа другая. И розы красные забудь. Понял?
Борис попытался благодарно улыбнуться, но распухшие губы изуродовали лицо до гримасы, и Домино брезгливо отвернулась. «Слизняк», — проскочило в голове.
Впрочем, «доброму ангелу» негоже оскорблять презрением раскаявшегося грешника. Домино стерла с лица гадливое выражение, заботливо укрыла Борю пледом и прошептала:
— Спи, любимый. Тебе надо отдохнуть. Если девчонка запомнила номер машины, скоро за мной придут. Ты должен быть в форме.
Борис испуганно выкатил глаза, Домино положила ладонь ему на веки и тихо шепнула: — Спи.
Сама Домино не спала ни секунды. Вздрагивая от каждого хлопка двери в подъезде, она прислушивалась к шуршанию шин по асфальту двора, подбегала к зашторенному окну и в щелку смотрела на подъезжающие машины. Приедет за ней «воронок» или «жигули», она не знала и испуганно провожала взглядом любую машину или человека, входящего в ее подъезд.
Свой испуг и страшную ночь Домино не считала наказанием. Она называла это «вероятным сбоем в цепи». Не привыкшая сдаваться без боя, Марта предпочитала сражаться до последнего патрона, последнего вздоха, стона, хрипа. Детство на рабочей окраине научило ее многому — использовать в драке каждый подвернувшийся предмет; обманывая противника, расслабляться на секунду и тут же давать сдачи, когда этого уже не ждут.
«Мы еще посмотрим, чья возьмет, — думала женщина и, оглядываясь на храпящего Бориса, усмехалась. — Этот уже мой. Приз получен, и назад я его не отдам!»
Рано утром, когда Гольдман еще спал, Марте позвонил Гудвин.
— Вова, как девчонка получила пистолет?
— Вынула из Бориной борсетки, когда мы уже обратно в машину усаживались.
— Направила на вас и угрожала?
— Да.
— Чем? Милицией?
— Нет. Говорила, что ее парень в десанте служит, вернется и того… нас замочит…
— Понятно. До города вы ее довезли?
— А Борис тебе ничего не рассказывал? — удивился Гудвин.
— Нет, у него от страха все путается.
— А-а-а, — протянул Гудвин. — Она ствол на нас направила и в лес убежала.
— У девчонки сумка была. Где она?
— В машине осталась.
— Что в ней? Документы есть?
— Да какие документы. Картошки пара килограммов и зелень.
— А где же она деньги на проезд держала? — удивилась Домино.
— В платье карманы глубокие, — буркнул Вова.
— Жаль, — отрезала Марта. — Теперь придется в деревню ехать, сельчан расспрашивать…
— Я уже об этом думал, — согласился Гудвин. — Позвоню сейчас одному человечку, пошлю туда. Он все выяснит.
— Человек надежный?
— Да. Я ему наплету с три короба, мол, в деревенскую красотку влюбился, ищу теперь. Скажу, чтоб по-тихому все выяснил, не светился.
— Это хорошо-о-о, — протянула Марта. — Теперь о главном. Тебе в городе показываться нельзя. Дай мне телефон мента. Не твоего чистого, а делового. Я с ним свяжусь, попрошу узнать, зарегистрировала ли девчонка заявление об изнасиловании. Есть надежда, что девчонка к ментам не пошла. Жертвы насильников не любят лишних разговоров. — И тихонько добавила: — Тем более что у нее парень в армии служит, а в машину вы ее силком не тащили…
— Сейчас позвоню своему человеку…
— Погоди, — перебила Марта. — Когда девчонка в машину садилась, рядом кто-нибудь был? Провожал, видел…
Гудвин замялся:
— Вроде нет…
— Вова, ты что, под кайфом был?! — Гудвин не ответил. И Марта закричала: — Я же тебя просила! На такие дела под марафетом не ездят!!
— Домино, я только один косячок…
Марта швырнула трубку и буркнула: «Идиот!»
Борис Аркадьевич просыпался медленно. Казалось, ему было страшно открыть глаза, увидеть себя у Марты и понять, что все случившееся — не сон. Домино давно, по дыханию, догадалась, что любовник проснулся, но трусливо тянет время. Избавляя Гольдмана от неловкости, женщина стянула с него плед:
— Хватит притворяться, Борис. Вставай, умывайся и иди завтракать.
— Нельзя быть такой доброй, Марта, — не открывая глаз, прошептал Гольдман.
— Нельзя, — согласилась Марта. — Но приходится.
Через час Домино знала — заявление об изнасиловании зарегистрировано не было. Теперь, даже если девчонка пойдет в милицию, доказать факт насилия будут трудно. Вероятнее всего, придя домой, девчонка тут же залезла под воду и смыла все следы.
Говорить об этом Гольдману Марта не стала.
Завтракать Борис Аркадьевич отказался. Попросил наполнить ванну водой с успокоительной солью и до обеда скрывался под шапкой пены. Словно надеялся — карающая рука правосудия не вытаскивает из пены мокрых преступников.
Марта приготовила легкий диетический обед, продуманно-тщательно оделась и, зайдя к любовнику, села на край ванны.
— Довольно прятаться, Борис. Вылезай из воды, она грехи не смоет.
