— А если она просто боится потерять последний якорь — обязательное, ежедневное появление на людях — и опасается окончательно опуститься? Может быть, работа хоть как-то ее мобилизует?..
— Может быть, — эхом откликнулась девушка. — Но не в «Гелиосе». Дирекция «Гелиоса» является для нее постоянным раздражителем. Думаю, если бы Галина была уверена, что устроится куда-то еще, она бы и дня не осталась в офисе.
— Так-так-так, — пробормотал Тарасов. Галина Федоровна Вяткина, неопрятная нахохлившаяся ворона, начинала все больше занимать милицейские мысли. — Аня, Галина мне намекнула на какое-то происшествие семилетней давности и в связи с этим добавила, что владельцы «Гелиоса» нечистоплотные люди. Что случилось семь лет назад, вы не в курсе?
— Семь лет назад, семь лет назад, — подстегивая себя в раздумьях, пропела лучшая свидетельница капитана Тарасова. — Что было семь лет назад? — И уставилась на Валерыча. — Не знаю. Я тогда еще не работала, Ангелина Ивановна, наша главная иносказательница, тоже… Нет, никто ничего такого в разговорах не припоминал. В то время в «Гелиосе» служила только Вяткина.
— Вот-вот, — подтолкнул Тарасов. — Только Вяткина. И она на что-то намекала…
— Это обязательно должно быть связано с «Гелиосом»? Фирма развивалась, только-только на ноги вставала…
— Именно в момент накопления первоначального капитала и происходят основные казусы с законом, — авторитетно заявил слушатель полного курса «Истории КПСС» бывший курсант Миша Тарасов.
— Точно! — воскликнула девушка. — Как я могла забыть — Фельдман!
— Что — Фельдман? — не понял Валерыч и почему-то подумал, что недавняя выпускница юрфака, близко не стоявшая к «Истории КПСС», хотела сказать — Фридрих, то есть Энгельс, если уж речь шла о накоплении первоначального капитала и марксизме вообще.
— Фельдман работал в фирме с первого дня основания! Если я не ошибаюсь…
— Ваш юрисконсульт?
— Ну конечно!
— Но… Анечка, как я понял по вашей реплике, Семен Абрамович товарищ верткий…
— Но разумный, — вставила девушка. — Вначале, я вас уверяю, ваша беседа будет безрезультатной. Но если дать Семену Абрамовичу время на обдумывание ситуации, не исключено, что он сам найдет повод пойти вам навстречу. Только не давите сразу. Увернется.
— Понятно, — вздохнул Тарасов, — адвокат. Но семь лет назад он точно служил у Гольдманов?
— Не помню, точнее, не уверена. Спросите его сами.
— А кого еще можно спросить?
— И о чем? — улыбнулась девушка. — В «Гелиосе» у каждого свой скелет в шкафу припрятан…
— Какой скелет? — профессионально насторожился Валерыч. Он так забавно смотрелся в образе гончей, учуявшей след, — круглые щечки напряглись на скулах и превратились в два наливных яблочка, глазки спрятались в щелочках и поблескивали оттуда с подозрением, — что собеседница не выдержала и прыснула:
— Метафора, Михаил Валерьевич, метафора! Скелет в данном контексте — старая тайна. У многих в «Гелиосе» есть своя тайна.
— Почему вы так решили? — немного обиженно буркнул Тарасов.
— Не знаю. Общее впечатление. Знаете, есть ряд людей, у которых при слове «было» или «прошлое» на лицо тучка набегает. Так вот, у некоторых в «Гелиосе» такие тучи постоянно бегают. Конкретно — у Вяткиной. — Разговор опять вернулся к бывшему главбуху фирмы. — Галина прошлое ненавидит. И кажется, кое-что из него действительно дорого ей стало.
— Семь лет назад?
— А почему бы и нет? Попробуйте узнать…
— Обязательно, — кивнул Тарасов, собрался спросить о чем-то еще, но Анна вдруг воскликнула:
— Ой! Смотрите! Нет, не поворачивайтесь. Осторожно. — Валерыч скосил глаза вправо и увидел черный джип с тонированными стеклами. — Ирку кавалер с обеда привез.
— Какую Ирку? — шепотом спросил капитан. Из всех фигурантов его списка под именем Ирина проходила только бухгалтерша Ляпунова — испуганная девица с ярко выраженными признаками серой домашней мыши. А серых домашних мышей не возят на навороченных внедорожниках. Тем более — кавалеры. Ее потолок — «жигули» седьмой модели или, если уж говорить об иномарках (всякие причуды у людей бывают), битый-перебитый «мерседес», не сдохший в родимом фатерланде только чудом.
Но из джипа выбралась именно Ляпунова Ирина Владимировна собственной мышиной персоной. Одернула юбочку, стрельнула глазками по окрестностям и заторопилась на службу.
— Ну и ну, — невольно вырвалось у Тарасова.
Часть третья. ФИНАЛЬНЫЙ АКТ
Капитану Тарасову Михаилу Валерьевичу казалось, что перед ним разыгрывается многоактовый любительский спектакль… С каждым днем это ощущение становилось все более отчетливым. И если раньше он представлялся себе зрителем, то сейчас начинал чувствовать на плечах тяжесть сценического костюма. Тарасов покинул первый ряд партера, шагнул на сцену и стал персонажем. Он бродил в декорациях шикарного офиса, задавал подготовленные вопросы, получал подготовленные ответы, все было отрепетировано, выучено назубок, и Тарасову казалось, что он участвует в последнем прогоне дрянной пьесы а-ля детектив.
Но самым невероятным в этих ощущениях оставался факт — его коллеги-оперативники, следователь и даже старый друг полковник находились в действии. Тарасова не приглашали на оперативные совещания и не давали заданий, кроме одного — держать руку на пульсе «Гелиоса». То есть наблюдать и ничего не делать.
— Валерыч, ты там всех изучил, — пряча глаза, говорил Морозов, — тебе и карты в руки. Постарайся на этот раз ничего не упустить.
Намек на гибель свидетеля обидела капитана до крайности. Валерыч никогда не считал себя самоедом, он признавал себя надежной рабочей лошадкой, но смерть бухгалтера отнес на счет своей невнимательности. Если бы время можно было повернуть вспять!
— Михаил Валерьевич, голубчик, — ухала мудрая сова, «золотая голова» «Гелиоса» Ангелина Ивановна, — мой третий муж, Самуил Яковлевич, всегда говорил: «Геля, не надо усложнять простого, иногда обстоятельствам лучше подчиниться». Кушайте печенье, капитан, голубчик…
Тарасову очень нравилось печенье Лидии Аристарховны, но сидеть целый день в кабинете занятого главбуха и вести ничего не значащие беседы он не мог. Убедившись, что в «Гелиосе» все живы-здоровы (пока), капитан позвонил Синько, узнал, что новостей нет, и отправился в информационный центр. Еще раз пролистать дело семилетней давности и проверить, поступили ли ответы на его запросы. Что-то никак не давало Тарасову покоя и заставляло повторно листать пожелтевшие страницы протоколов, актов изъятия и свидетельских показаний.
Один из ответов, полученных в пятницу вечером по запросу капитана, поразил его настолько, что до темноты пригвоздил Тарасова к жесткому стулу информационного центра. Валерыч листал дело, сверял адреса по банку данных, делал выписки и едва боролся с желанием тут же идти к Морозову с докладом. Зуд в области желудка (Валерыч называл его голодом интуиции) показывал — сыщик на верном пути.
