Глава 1
Ситтафорд-хаус
Майор Барнэби натянул сапоги, застегнул поплотнее ворот
шинели и взял с полки у выхода штормовой фонарь. Он осторожно отворил дверь
своего маленького бунгало
[1]
и выглянул наружу.
Картина, представшая перед ним, была типичным английским
пейзажем, как его изображают на рождественских открытках или в старомодных
мелодрамах. Повсюду лежал снег – глубокие сугробы, не просто снежок в дюйм-два
толщиной. Снег шел по всей Англии в течение четырех дней, и тут, на краю
Дартмура
[2]
, покров его достиг нескольких футов. По всей Англии домовладельцы
жаловались на лопнувшие трубы, и иметь знакомого водопроводчика – или даже
кого-нибудь знакомого с водопроводчиком – было самой завидной привилегией.
Здесь, в крошечном селении Ситтафорд, и всегда-то далеком от
мира, а сейчас почти полностью отрезанном от него, зима стала довольно
серьезной проблемой.
Однако майор Барнэби был невозмутим. Пару раз хмыкнув и
разок ругнувшись, он решительно шагнул в снег.
Путь его был недалек: несколько шагов по извилистой тропке,
потом – в ворота и вверх по дорожке, уже частично расчищенной от снега, к
внушительных размеров дому из гранита.
Ему открыла опрятная горничная. Она приняла у майора его
шинель, сапоги и почтенного возраста шарф.
Двери были распахнуты настежь, и он прошел в комнату,
которая как-то неуловимо преобразилась.
Хотя еще едва минуло половина четвертого, занавеси были
задернуты, горело электричество, а в камине вовсю пылал огонь. Две нарядно одетые
женщины вышли навстречу старому вояке.
– Майор Барнэби! Как хорошо, что вы к нам зашли, – сказала
старшая из них.
– Да что вы, миссис Уиллет, что вы! Вам спасибо за
приглашение. – И он обеим пожал руки.
– Мистер Гарфилд собирается прийти, – продолжала миссис
Уиллет, – и мистер Дюк, и мистер Рикрофт сказал, что придет, но вряд ли мы
дождемся его: возраст, да еще такая погода. Она уж слишком отвратительна!
Чувствуешь себя просто обязанной предпринять что-либо, чтобы взбодриться.
Виолетта, подбрось еще полешко в огонь.
Майор галантно поднялся выполнить просьбу:
– Позвольте мне, мисс Виолетта.
Он со знанием дела подложил дров и снова сел в определенное
ему хозяйкой кресло. Стараясь не показать виду, он бросал быстрые взгляды по
сторонам. Удивительно, как две женщины могут изменить облик комнаты, даже не
совершив ничего такого, на что можно бы указать пальцем.
Ситтафорд-хаус был построен десять лет назад капитаном в
отставке Джозефом Тревильяном по случаю его ухода с флота. Человеком он был
состоятельным и сильно привязанным к Дартмуру. Он остановил свой выбор на
маленьком местечке Ситтафорд. Расположено оно было не в долине, как большинство
деревень и ферм, а на краю болота, недалеко от ситтафордского маяка. Он купил
большой участок земли и выстроил дом со всеми удобствами, с собственной
электростанцией и электронасосом, чтобы не вручную качать воду. Затем, для
извлечения дохода, построил шесть маленьких бунгало вдоль дороги, каждое на
четверти акра земли.
Первое, у самых ворот, было предназначено старому другу и
товарищу капитана Джону Барнэби, остальные постепенно были проданы тем, кто по
необходимости или по доброй воле хотел жить практически вне мира. Само селение
состояло из живописных, но обветшалых коттеджей, кузницы и расположенных в
одном здании почты и кондитерской. До ближайшего города Экземптона было шесть
миль, и на крутом спуске пришлось установить столь часто встречающийся на
дорогах Дартмура знак: «Водитель, будь осторожен, сбавь скорость!»
Капитан Тревильян, как уже упоминалось, был человеком с
достатком. Несмотря на это или, может быть, именно из-за этого, он чрезвычайно
любил деньги. В конце октября агент по найму и продаже недвижимости в
Экземптоне письменно запросил его, не хочет ли он сдать Ситтафорд-хаус: есть
желающие снять дом на зиму.
Сначала капитан решил было отказать, но, поразмыслив,
затребовал более подробную информацию. Оказалось, домом интересуется некая
миссис Уиллет, вдова, с дочерью. Они недавно приехали из Южной Африки, и им был
нужен на зиму дом в Дартмуре.
– Черт бы их всех подрал, женщина, должно быть, не в себе! –
сказал капитан Тревильян. – Ну, Барнэби, ты-то что думаешь?
Барнэби думал то же самое и выразился на этот счет с таким
же чувством, как и его друг.
– Ты же все равно не собираешься сдавать, – сказал он. –
Пусть эта дура отправляется куда-нибудь в другое место, если ей охота
померзнуть. И это после Южной-то Африки!
Но тут в капитане Тревильяне заговорила любовь к деньгам. И
шанса из ста не представляется сдать дом посреди зимы. Он поинтересовался,
сколько будут платить.
Предложение платить двенадцать гиней
[3]
в неделю решило
дело. Капитан Тревильян поехал в Экземптон, снял там маленький дом на окраине
за две гинеи в неделю и передал Ситтафорд-хаус миссис Уиллет, затребовав вперед
половину арендной платы.
– Дуракам закон не писан, – пробормотал он.
Однако Барнэби, взглянув сегодня украдкой на миссис Уиллет,
подумал, что она не похожа на дуру. Эта высокая женщина с довольно несуразными
манерами, судя по лицу, была скорее хитра, чем глупа. Она, по-видимому, любила
наряжаться и говорила с колониальным акцентом. Казалось, она совершенно
удовлетворена сделкой. Несомненно, дела ее обстояли благополучно, и от этого,
как не раз отметил Барнэби, сделка казалась еще более странной. Она не
относилась к тем женщинам, которые бы с радостью заплатили за уединение.
Как соседка она оказалась на удивление приветлива.
Приглашения посетить Ситтафорд-хаус раздавались направо и налево. Капитану
Тревильяну постоянно говорилось: «Считайте, что мы и не снимали у вас дома».
Однако Тревильян слыл женоненавистником. Поговаривали, что в юные годы он был
отвергнут. Он упорно не отвечал на приглашения.
Прошло два месяца, как поселились Уиллеты, и возбуждение,
вызванное их появлением, прошло.
Барнэби, по натуре молчаливый, совершенно забыл о
необходимости поддерживать беседу – он продолжал изучать хозяйку.
«Прикидывается простушкой, а сама не проста», – таково было его заключение.
Взгляд его остановился на Виолетте Уиллет. Хорошенькая, тощая, конечно, да все
они теперь такие. Ну что хорошего в женщине, которая не похожа на женщину?
Газеты пишут, причуды моды повторяются, как витки спирали, времена тоже… Он
заставил себя включиться в беседу.
